Эмма долго сжимала Тома в объятьях. Между ними все было по-старому, она могла обнимать и тискать его — похоже, это его не раздражало.
На расчищенный от снега двор он не обратил внимания. Тут Эмма оказалась права. А вот облупившуюся краску на южной стене углядел — хоть это хорошо…
Впрочем, нет. Потому что на самом деле мне хотелось, чтобы он заметил и то и другое. И принялся бы за дело, коли уж он явился наконец домой. Почувствовал бы ответственность.
Эмма приготовила мясной пудинг с кукурузой и разложила по зеленым тарелкам громадные порции. Желтые кукурузные зернышки весело блестели, а от сливочного соуса шел пар. Харчи получились знатные, но Том съел только половину, а к мясу вообще не притронулся. Видать, вообще аппетит потерял. Небось на свежем воздухе почти не бывает. Ну мы это исправим.
Эмма все расспрашивала и допытывалась. Про учебу. Преподавателей. Предметы. Друзей. Девушек… На вот эту, последнюю, тему он особо не распространялся, но болтали они довольно живо — впрочем, как обычно. Хотя вопросов у нее было больше, чем у него ответов. Они всегда так болтали — не останавливаясь. Сидели, разговаривали, и, похоже, давалось им это безо всякого труда. Но оно и понятно — она все ж его мать.
Эмме было приятно, щеки у нее разрумянились, с Тома она глаз не сводила и все хваталась за него руками. Как будто в руках поселилась вся ее долгая тоска.
Я больше молчал. Пытался улыбаться, когда они улыбались, и смеялся, когда смеялись они. После нашей стычки в машине лучше было не рисковать. Отложим отцовские наставления до лучших времен. Как придет время — так и поговорим. Том ведь на целую неделю приехал.
Я с наслаждением съел все до последнего кусочка — ну, хоть кто-то в этом доме ценит вкусную еду. Собрав кусочком хлеба соус, я положил приборы крест-накрест на тарелку и поднялся.
В этот момент Том тоже встал из-за стола, хотя на его тарелке еще лежала целая гора еды.
— Очень вкусно, — сказал он.
— Ты бы хоть доел. Мама старалась, готовила, — сказал я вроде как добродушно, но вышло резковато.
— Он уже и так много съел, — влезла Эмма.
— Она несколько часов у плиты простояла.
Строго говоря, это я, конечно, хватил. Том вновь сел за стол и взял вилку.
— Джордж, ну какие несколько часов! — не унималась Эмма. — Это всего лишь пудинг.
Я уперся. Она старалась — с этим никто бы не поспорил, и она так радовалась, что Том приехал домой. Пускай мальчишка это ценит.
— Я в автобусе сэндвич съел, — сказал Том, уставившись в тарелку.
— Ты что же, досыта наелся, хотя знал, что мама дома тебе чего только не наготовила? Ты вообще по домашней стряпне не соскучился, что ли? Может, тебя где-то кормят мясным пудингом получше нашего?
— Нет, папа. Просто дело в том, что…
Он запнулся.
На Эмму я старался не смотреть — знал, что она поджала губы и взглядом пытается заставить меня замолчать.
— И в чем же оно — дело-то?
Том вилкой подвинул кусочек мяса.
— Я больше не ем мяса.
— Чего-о?!
— Ладно, ладно, — быстро проговорила Эмма и принялась убирать со стола.
Я сел. Теперь мне все стало ясно.
— Ну тогда понятно, почему ты такой тщедушный, — сказал я.
— Если бы все были вегетарианцами, в мире хватало бы еды на всех, — заявил Том.
— Если бы все были вегетарианцами! — передразнил я Тома, глядя на него поверх стакана с водой. — Люди во все времена ели мясо!
Эмма составила тарелки и блюда в стопку, так что теперь посреди стола опасно покачивалась высокая башня.
— Будет тебе! Том наверняка не с потолка это взял, — проговорила она.
— Очень сомневаюсь.
— Вообще-то нас, вегетарианцев, довольно много, — сказал Том.
— У нас дома едят мясо! — отрезал я и вскочил, да так резко, что уронил стул.
— Ладно, ладно. — Эмма вновь взялась за посуду и опять взглянула на меня. На этот раз ее взгляд не просил меня замолчать — он приказывал мне заткнуться.
— Но ты же не свиней разводишь, — выдал вдруг Том.
— А это ты к чему?
— Какая тебе разница, ем я мясо или нет? Ведь от меда-то я пока не отказываюсь.
Он усмехнулся. Миролюбиво? Нет. Нагловато.
— Знай я, в кого ты превратишься в колледже, сроду бы не отправил тебя туда! — Слова бежали впереди меня, но мне все равно было их не сдержать.
— Неужели тебе не ясно, что ему надо учиться? — встряла Эмма.
Ну естественно! Ясно как божий день, яснее не бывает! Всем на свете надо учиться!
— Все, что нужно было мне, я выучил вот здесь. — И я махнул рукой, вроде как хотел на восток — именно там был луг, где стояли ульи, — но не успел сообразить и показал на запад.