История никогда не простит этого ни Троцкому, ни его сподручным оппозиционерам-террористам.
Глава XIV
Смутное время
Дальнейшие годы явились весьма бурными и насыщенными различными внутри и внешнеполитическими событиями. Они были связаны в основном с неудержной гонкой вооружений в Германии и попустительством ей в этом других западных держав, активизацией подрывной и террористической деятельности “правотроцкистского блока” и судебными процессами над его лидерами и заговорщиками.
И.В.Сталин внимательно следил за всеми этими событиями, призывал советский народ и партию к бдительности и дальнейшему усилению оборонной мощи и государственной безопасности страны. Сводки сообщений разведки и контрразведки ежедневно свидетельствовали о накале страстей в политическом мире и диверсионных акциях в советской экономике.
Вот и сегодня ему бросилось в глаза краткое сообщение газеты “Нью-Йорк Геральд Трибюн” от 11 ноября 1935 года о том, что премьер-министр и министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль, являющийся решительным сторонником соглашения между французской третьей республикой и нацистской “третьей империей”, готов порвать подписанный им, но еще не ратифицированный французским парламентом франко-советский пакт, чтобы заключить с Германией соглашение, по которому гитлеровский режим гарантировал бы восточные границы Франции в обмен на полную свободу действий в Клайпедской области и на Украине.
Иосиф Виссарионович заметил себе, что Лаваль, Болдуин и Саймон только в течение 1935 года сделали слишком много уступок Гитлеру и Риббентропу и, заигрывая с ними, всячески стремились направить усилия германской военной машины на восток, против Советского Союза.
Так, в феврале этого года в результате переговоров между премьер-министром Франции П.Лавалем и министром иностранных дел Великобритании Джонсом Саймоном английское и французское правительства согласились освободить фашистскую Германию от ряда ограничений по военным статьям Версальского договора.
Это явно говорило о их поддержке программы вооружений Германии, и делался расчет на то, что ее военная машина будет направлена на восток. В то же время Франция после плебисцита, проходившего в обстановке разнузданной нацистской пропаганды, вынуждена была передать Германии Саарскую область с ее богатейшим угольным бассейном.
Такое попустительство развязывало руки правительству “третьей империи”, которое в марте денонсировало Версальский договор и ввело в стране всеобщую воинскую повинность, а вскоре объявило о создании своих военно-воздушных сил.
По англо-германскому соглашению от 18 июня 1935 года Германии было предоставлено право создания нового военно-морского флота с подводным тоннажем, равным тоннажу Великобритании. Все это красноречиво свидетельствовало о возрождении германского милитаризма и усилении его военного потенциала, что давало возможность, в свою очередь, поднять голову внутренней реакции в странах Европы и японской военщине на востоке, которая не раз уже совершала “пробные” налеты на советскую территорию.
Особенно Сталина настораживало поведение Лаваля спустя полгода после подписания 2 мая 1935 года пакта о взаимопомощи с Францией. Подобный пакт 16 мая был подписан и с Чехословакией. Оба эти договора явились результатом политики коллективной безопасности, которую Советский Союз проводил в Лиге Наций и призывал к этому другие страны перед лицом угрозы фашистской агрессии.
Внутренние события также ничего не говорили о хорошем. Просматривая сводки, Сталин обратил внимание на частые крушения поездов с большими людскими жертвами и материальным ущербом. Только в октябре на Южно-Уральской железной дороге имело место несколько крупных крушений. Слишком много было пожаров на угольных шахтах, и особенно на Прокопьевском руднике.
Вдобавок на многих шахтах резко упала добыча угля. Аварии на основных объектах промышленности стали частым явлением: на Горловском заводе — три. Невском — две, на Вознесенском химическом комбинате — одна. Кроме того, важные объекты, стало правилом, вводились в эксплуатацию со значительным запозданием. Срывались хлебозаготовки, имел место большой падеж скота, особенно конского поголовья в Белоруссии и Восточной Сибири.
Во всем этом Сталин улавливал явное предательство, диверсии против Советской власти и социалистической экономики. Он был уверен, что это дело рук враждебно настроенных элементов, связанных с Троцким и оппозицией, но нигде пока не находил этому убедительных доказательств.
Это еще раз навело его на мысль, что необходимо по линии местных партийных и советских органов, а также НКВД усилить работу по выявлению причин и предотвращению роста аварий и других ущербных явлений на транспорте, в угольной и других отраслях промышленности. Да и “шахтинское дело” 1928 года говорило о том, что такие дела в экономике не случайность.
Иосиф Виссарионович подумал о Кирове. Прошло уже около года, а расследование по его делу еще не завершено. Осуждены Каменев и Зиновьев, но следствие не дошло до корней злодейского убийства. Это был серьезный удар по руководству партии и государства, и останавливаться на полпути в расследовании этого политического и террористического акта — значит расписаться в своей слабости перед врагом. За Кирова партия должна ответить не менее сильным ударом по врагу.
Такой ход мысли привел Сталина к тому, что он решил потребовать от Ежова, секретаря ЦК ВКП(б), ответственного за работу НКВД и Ягоды, как непосредственного исполнителя, ускорения хода работы следственных органов и подразделений контрразведки по делу об убийстве С.М.Кирова.
Внезапно мысли Сталина перенеслись на Троцкого, который в последнее время слишком здорово раскричался в адрес Советской страны и его руководства. Весь огонь его шумных заявлений и обвинений в связи с убийством Кирова и процессами над Каменевым, Зиновьевым и их сторонниками был в первую очередь направлен в его адрес, в адрес Сталина, как главного противника Троцкого и виновника всех бед самого Троцкого и его приспешников внутри Советского Союза.
Троцкий докричался до того, что в июне 1935 года правительство Франции не выдержало и выдворило его из пределов страны. Свою третью резиденцию Троцкий обосновал в Норвегии, в отдельном и усиленно охраняемом особняке в пригороде Осло. Этому переезду способствовала “Рабочая партия” Норвегии, которая в свое время откололась от Коминтерна и располагала в стране определенными политическими позициями на базе разнузданной антисоветской пропаганды. Ей неистово подпевала в этом норвежская антикоммунистическая Партия национального единства, возглавляемая бывшим военным министром майором Видкуном Квислингом.
Сталин помнил этого матерого антисоветчика, который после революции был военным атташе Норвегии в Петрограде, а в 1922-1923 годах совершил поездку по Украине и Крыму с “дипломатическими поручениями”. Он долго пробыл в Союзе и в 1930 году вновь должен был быть аккредитован военным атташе в Москве, но ему и его жене — русской белогвардейке — было отказано в визе за прошлую подрывную деятельность на советской территории. Это и толкнуло Квислинга на путь создания политической партии, которая вскоре заявила о себе как настоящая фашистская партия. Сам Квислинг, несомненно, был агентом германской военной разведки и возглавлял норвежскую “пятую колонну”.
Квислинговцы давно уже сошлись с троцкистами на базе антисоветизма и приняли у себя в стране Троцкого с распростертыми объятиями. Троцкий придал их пропаганде новый импульс, который был подхвачен троцкистскими группами IV Интернационала во многих странах мира.
Все объединялись в военные и политические, тайные и открытые союзы и направляли свои стрелы или стремились направить стрелы других в одном направлении, в сторону Советского Союза и его руководства. А Советская страна, как единственный бастион в окружении капиталистических стран, уверенно выдерживала натиск клеветы их политических и наемных армий, российских диссидентов и всевозможных отщепенцев, белогвардейской шантрапы и террористических банд. Кумиром всех этих антисоветских галиматьянов, несомненно, был Троцкий. Он объединял их своим “ореолом”, был для них лидером в изгнании, идеологическим вдохновителем на борьбу со сталинским режимом и руководством СССР.