Первым делом этот комитет защиты Троцкого организовал “комиссию предварительного расследования обвинений против Троцкого”, выдвинутых на процессах в августе 1936 года и январе 1937 года. В состав комиссии вошли философы, педагоги, социал-демократы, депутаты и журналисты.
Комиссия с большой помпой начала свою работу 10 апреля 1937 года в Кайоакане. В течение семи дней давались свидетельские показания Троцкого и его секретаря Яна Френкеля, которые сводились к яростным нападкам на Сталина и Советское правительство, к неправомерному преувеличению роли Троцкого в русской революции. Обвинительные материалы против Троцкого, вскрытые на процессах в Москве, полностью игнорировались.
В ходе показаний Троцкий сказал, что признания на суде Каменева и Зиновьева были получены только потому, что Советское правительство обещало сохранить им жизнь, если они выступят с показаниями, обличающими его — Троцкого.
Когда же Каменева и Зиновьева расстреляли, Троцкий заявил, что их спровоцировали и обманули. В отношении признаний Пятакова и Радека он уверял, что они явились результатом применения к ним чудовищных пыток и таинственных сильнодействующих наркотиков. Когда на заседании комиссии спросили Троцкого, почему старые революционеры делали признания, не чувствуя за собой вины, а после не воспользовались преимуществом открытого процесса, чтобы заявить о своей невиновности, он ответил: “Этот вопрос не по существу дела”.
Явная инсценировка расследования привела к тому, что ряд членов комиссии вышел из ее состава и демонстративно покинул ее заседания. Комиссия бездарно и бесшумно закончила свою работу.
Глава XVI
Процесс военачальников
Следственные органы продолжали идти все глубже и дальше в деле раскрытия преступных замыслов и действий заговорщиков. Они получали массу информации от других подразделений НКВД, задействовавших для этих целей все свои оперативные возможности. В результате по заговорщикам и агентуре западных стран наносились ощутимые удары, которые вынуждали их проявлять соответствующую реакцию. Намеченный Крестинским и Розенгольцем военный путч был главным пунктом программы их действий.
Теперь вся надежда возлагалась на человека, которого Троцкий и узкий круг руководства “правотроцкистского блока” держали в глубокой тайне и предназначали только на самый крайний, острый случай. Этим человеком был заместитель наркома обороны СССР Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский, давний и самый близкий друг Троцкого, которого с ним сближала не только фронтовая дружба в годы гражданской войны, но и честолюбие и наполеоновские замашки.
После гражданской войны Тухачевский был назначен начальником Военной академии РККА. Наряду с другими высшими командирами Красной Армии он участвовал после Рапалльского договора в военных переговорах с Веймарской республикой.
Впоследствии Тухачевский занимал должности заместителя и начальника штаба РККА, командующего Ленинградским военным округом. С 1931 года он заместитель — первый заместитель наркомвоенмора и Председателя Реввоенсовета СССР. В сентябре 1935 года ему было присвоено самое высокое воинское звание — Маршал Советского Союза.
Положение, которое занимал Тухачевский в высшем эшелоне руководства Красной Армии, позволило ему стать во главе группы кадровых командиров, бывших царских офицеров, занимавших в то время ключевые позиции в Главном штабе, округах и соединениях. Эта плеяда командиров, хотя и была на высоких должностях, считала для себя унижением и даже в некоторой степени оскорблением и обидой служить под руководством самоучек и партизан: Ворошилова, Буденного и других “царицынцев”. “Все они крайне отрицательно относились к Царицыну. Само слово “царицынцы” имело в их устах уничтожительное значение”, — писал впоследствии Троцкий в своей книге “Сталин”. Такое состояние, естественно, передавалось в низшие эшелоны командного состава и создавало определению атмосферу в армейской среде. На этой почве имели место также и антисталинские настроения, выражавшиеся в том, что революцию делали и побеждали в гражданскую войну одни, а у руководства партии и страны оказались грузин Сталин и его приближенные.
В группу Тухачевского входили тогда известные представители командования Красной Армии, имевшие определенные военные заслуги перед Советским государством и партией: Якир, Корк, Уборевич, Фельдман и другие. Все они в свое время побывали в Германии, как, например: М.Н.Тухачевский в качестве главы военной миссии; Якир — учился на курсах Генерального штаба; Корк — военным атташе в Берлине, и в этой связи на них определенное влияние оказала немецкая военная школа, оснащенность и структура армии этой страны. Другие из них часто встречались с германскими военными в официальной обстановке или имели родственников за границей: Путна, Уборевич — в Литве, Якир — в Бессарабии, Эйдеман — в США.
Особенно тесные отношения у Тухачевского сложились с троцкистом В.И.Путной, являвшимся военным атташе в Лондоне, Токио и Берлине, и Яном Гамарником, первым заместителем наркома обороны — начальником Политического управления Красной Армии, считавшимся личным другом рейхсверовских генералов Секта и Гаммерштейна.
Эта тройка во главе с Тухачевским и послужила основой создания германофильской мафии внутри высшего руководства Красной Армии. На ее тесные отношения с немецким генералитетом не повлияло и такое событие, как приход к власти Гитлера. Эти отношения поддерживались через Пугну, в результате чего Тухачевскому и его сподвижникам было хорошо известно о сделке Троцкого с рейхсвером. Они считали ее “политическим соглашением” с руководством гитлеровской машины, старались держаться от него в стороне и вынашивать собственные планы.
Троцкий всегда рассматривал Тухачевского как главную карту, которая должна быть разыграна в самый ответственный и решающий момент. Он поддерживал с ним постоянную связь с помощью Крестинского и того же Путны и был в курсе состояния дел группы Тухачевского. Впоследствии Троцкий сообщил о наличии этой группы в составе Вооруженных Сил СССР Бухарину, который назначил Томского в качестве посредника между ним и Тухачевским.
Однако и Троцкий, и Бухарин боялись Тухачевского за его презрение к “политикам” и “идеологам”, за бонапартистские замашки, которые, по их мнению, смогут в любой момент привести к расправе с ними самими. Поэтому и Троцкий, и Бухарин, и Томский, вводя в действие группу Тухачевского и весьма рассчитывая на ее успех, в то же время заранее принимали меры по ее обезвреживанию в нужный момент.
Об этом хорошо затем показал на суде сам Бухарин:
“Поскольку речь идет о военном перевороте, то в силу самой логики вещей будет необычайно велик удельный вес именно военной группы заговорщиков ... и отсюда может возникнуть своеобразная бонапартистская опасность, а бонапартисты, я, в частности, имел в виду Тухачевского, первым делом расправятся со своими союзниками, так называемыми вдохновителями, по наполеоновскому образцу. Я всегда в разговорах называл Тухачевского “потенциальным наполеончиком”, а известно, как Наполеон расправлялся с так называемыми идеологами” (СО. С.384).
В этой связи Бухарин и Томский стремились направить военный путч в нужное им русло, чтобы на определенном его этапе обвинить Тухачевского и его ближайших помощников в измене и убрать с намеченного ими пути. Такой замысел основывался на том, что по плану военного переворота, разработанному Тухачевским, Путной и Гамарником и согласованному с немцами, они должны были открыть фронт германским войскам и капитулировать перед ними.
Тухачевский и его группа надеялись на скорое свержение советского строя, захват власти и на то, что “новая” Россия в союзе с Германией и Японией пойдет на штурм мирового господства. Но они не подозревали, что не дойдут до последнего этапа этого пути, будут преданы политиками и в лучшем случае попадут в тюрьму, если не будут расстреляны. Вот такую участь подготовили главным исполнителям военного путча Бухарин и Томский с одобрения Троцкого, лучшего друга маршала Тухачевского.