Так шел 1933 год. Ягода меня торопил. В это время у него возник новый замысел. При встрече Ягода часто спрашивал о состоянии здоровья В.Р.Менжинского, тогдашнего Председателя ОГПУ. Он был моим постоянным пациентом с первых лет после революции. В 1926 году у него был тяжелейший приступ грудной жабы. С тех пор он стал болеть.
Одно время его лечил профессор Шварцман из Одессы, а затем, разочаровавшись в нем, он обратился к новой рекламе, вокруг которой начался тогда большой шум, Игнатию Николаевичу Казакову. С 1932 года Менжинский был постоянным пациентом Казакова, славу которого он потом поддержал на специальном заседании Совнаркома, посвященном методу лечения Казакова.
... В октябре или ноябре он опять спросил меня о состоянии здоровья Менжинского. Я сказал, что, по моим сведениям, очень плохое. И тогда он сказал: “Зачем же тянуть? Он обреченный человек” (СО. С.459).
Вышинский. ...Не сказали ли вы Ягоде, что Менжинский может бороться еще определенный период времени?
Левин. Да, конечно.
Вышинский. А что Ягода сказал в ответ на это?
Левин. А он сказал, что “у меня есть сведения, что он живой труп”.
Вышинский. Не говорил ли вам Ягода, что необходимо убить Менжинского?
Левин. Говорил.
Вышинский. И вы тогда сказали, кого для этого нужно привлечь?
Левин. Доктора Казакова.
Вышинский. Вы вызывали Казакова, для чего? Для лечения или умерщвления?
Левин. Для второго.
Вышинский. Почему именно Казакова?
Левин. Он лечил лизатами, а их Казаков приготовлял у себя в лаборатории.
Вышинский. Значит, он мог приготовить все, что угодно?
Левин. Приготовить такие лизаты, которые бы не помогали, а вредили.
Вышинский. Это равносильно яду.
Левин. Совершенно верно.
Вышинский. Обвиняемый Казаков, вы подтверждаете показания Левина?
Казаков. В основном подтверждаю.
В одной из бесед Левин сказал Казакову: “Имейте в виду, что с вами будет разговаривать Ягода”. 6 ноября 1933 года Казакову позвонили, вскоре за ним пришла машина от Ягоды, и его доставили к первому подъезду ОГПУ.
“Ягода меня встретил и спросил, — сказал Казаков, — как вы находите здоровье Менжинского? Я ответил, что Менжинский сейчас, после перенесенных припадков бронхиальной астмы, находится в тяжелом состоянии. Дальше он меня спросил: “А говорили вы с Левиным?” Я ответил: “Да, говорил”. “Так чего же вы умничаете, заявил Ягода, почему вы не действуете?” (СО. С.466).
Я спросил, что от меня нужно? Он повторил, что я должен повидаться с Левиным и выработать метод, который помог бы ускорить наступление смерти Менжинского. Я совершенно растерялся. Из страха я подчинился”.
Затем Левин рассказал, что Ягода имел разговор с Крючковым, в связи с чем последний показал, что Ягода ему прямо сказал, что “необходимо устранить Максима Пешкова. Убить Максима. Дело не в Максиме, а главным образом в Горьком. Надо уменьшить активность Горького, она мешает некоторым людям” (СО. С.468).
Крючков тогда спросил Ягоду: “Что же мне делать?” — и получил ответ: “Вы знаете, что Алексей Максимович любит Макса. Смерть Макса будет большим ударом по Горькому и превратит его в безобидного старика. Вы должны убить Макса”. При этом Ягода добавил несколько угрожающих фраз. “Я принял предложение. Ягода тогда сказал мне: вы раньше пили с Максом, теперь начнете его спаивать” (СО. С.468).
Левин далее показал, что в результате совместных вредительских действий 10 мая 1934 года умер Менжинский, а на следующий день, Максим Пешков.
Через несколько дней после похорон его снова вызвал Ягода и сказал: “Ну вот, теперь вы совершили эти преступления, вы всецело в моих руках, и вы должны идти на то, что я вам сейчас предложу, гораздо более серьезное”. “Затем он обрисовал мне политическое положение в стране, заявил, что смена власти неизбежна, что во главе движения стоят Рыков, Бухарин, Енукидзе. “А для того, чтобы это произошло скорее ... нам нужно устранить с политической арены некоторых членов Политбюро, а также Алексея Максимовича Горького. Это историческая необходимость” (СО. С.469-470).
Раньше Ягода говорил мне подумать о том, какую другую кандидатуру я бы мог взять на себя. На этой встрече я назвал Валериана Владимировича Куйбышева, и что к этому можно привлечь профессора Д.Д.Плетнева и секретарей: Горького — Крючкова и Куйбышева — Максимова”.
Вышинский. Подсудимый Ягода, вы подтверждаете показания Левина?
Ягода. Да, подтверждаю.
Вышинский. Вы такое поручение давали?
Ягода. Да, давал.
Далее Левин рассказал о том, как он действовал при возбуждении заболеваний и их обострении у своих пациентов. В отношении Куйбышева применялись сердечные средства без перерывов. Припадок с ним произошел в кабинете, остальное все сделал Максимов. Он дал возможность Куйбышеву одному уйти из Совнаркома, пройти мимо амбулатории, где сидели врачи, приехать домой и подняться на третий этаж.
Во вред здоровью Горького ему были рекомендованы длительные и утомительные прогулки, чрезмерный физический труд. Он был склонен к заболеванию гриппом, и, когда все его близкие заболели в Москве гриппом, Крючков вынудил его вернуться из Крыма в Москву. Горький сразу же заболел, и ему давались усиленные дозы лекарств. Сердечный мотор терял свои силы и наконец не выдержал. В отношении Горького применялись от 30 до 40 ампул камфары в сутки, 2 ампулы стрихнина, 2 ампулы дигалена, 4 ампулы кофеина.
Таковы были действия и их последствия, которые врачи-убийцы предпринимали в отношении своих высоких пациентов по указанию Ягоды и стоящих за его спиной руководителей заговорщического блока.
Заговорщическую, подрывную и террористическую деятельность Ягоды конкретно и весьма полно осветил в своих показаниях на процессе бывший его секретарь Буланов. “За годы работы у Ягоды в качестве личного секретаря и секретаря наркомата я привык смотреть на все глазами Ягоды ... Ягода сделал из меня полностью преданного ему человека, в отношении которого он знал, что этот человек его не выдаст, и поэтому ни в разговорах, ни в разговорах при мне с другими он не делал никаких секретов ... Отсюда — моя осведомленность о преступлениях, которые известны от него” (СО. С.488).
“Примерно в 1931 году Ягода сказал мне, что он — правый. О заговоре я впервые узнал от него в 1934 году. Постепенно отдельными беседами Ягода вводил меня в курс контрреволюционной работы. От него я узнал, что правые объединились с троцкистами и зиновьевцами ... что для достижения власти в их распоряжении остается единственное средство — это насильственный способ прихода к ней путем вооруженного переворота”.
Главные роли в перевороте играли Енукидзе со своей сферой влияния в Кремле и Ягода с аппаратом НКВД. Сам Ягода в случае удачи переворота должен был занять должность Председателя Совнаркома, Томский должен был остаться руководителем профсоюзов, секретарями ЦК — Рыков и Бухарин, но совершенно в другой роли. Председателем ЦИК, назначался Енукидзе.
Ягода сильно увлекался Гитлером, и его книга “Моя борьба” являлась для него настоящим пособием. Ягода проводил параллель между Бухариным и Геббельсом и говорил, что Бухарин у него будет не хуже Геббельса. Таким образом, должен быть создан во всем послушный ему государственный аппарат, а Бухарин стать в его руках марионеткой.
Вооруженный переворот Ягода приурочивал к войне, а успех должен быть достигнут путем уступок и концессий. “Тогда же я услышал, что Крестинский и Карахан — это целиком их люди, причем не только ответственные, но и умеющие работать в контрреволюционном смысле. Гораздо позже я услышал фамилию Тухачевского, который должен был в будущем правительстве занять пост народного комиссара обороны” (СО. С.490).
Говоря о связях с троцкистами, Буланов сказал, что Ягода давал указания по оперативной линии о свертывании ряда дел на них и оказывал помощь в их работе. Так, он дал указание Угланову о его линии поведения, не арестовал Дрейцера, активного троцкиста, через Молчанова предупредил Смирнова, а затем сам посетил его в тюрьме и разговаривал с ним, как надо держаться.