Ее холодные колючие глаза часто-часто моргали под мутными очками. Она казалась совсем беспомощной, когда ее взгляд остановился на Меган Маги. Она резко повернулась и, не глядя на класс, замерла на месте, в то время как раздался звонок, означающий, что уроки окончены. Никто в классе не пошевелился и не издал звука. Никто не посмел. Наконец она решила, что пора повернуться к ним лицом и разрешить им покинуть класс. Их ждали рождественские каникулы. Они потихоньку взяли в раздевалке свои пальто и вышли из комнаты.
Сестра Мэри Франсез стояла у окна и смотрела, как они шумно и радостно выбегают на улицу, задрав головы к небу, откуда падал снег. Она крепко закрыла глаза и начала читать молитву.
Глава 2
Уилли Пейсек ненавидел людей больше, чем кто-нибудь другой на земле. Ненавидел их холодной, клинической ненавистью, и на это у него была своя причина. В своей памяти он держал всех, кто когда-либо обидел его, и мог сразу же вспомнить любого и припомнить ему любую свою обиду. Он почти не делал разницы между обидой физической и обидой эмоциональной. Для него это все равно. Он все запоминал и всегда был готов отплатить обидчику той же монетой.
Для него было важно, чтобы каждый его обидчик знал, что когда-нибудь маленький Уилли Пейсек обязательно отомстит.
Он ненавидел всех своих учителей, за исключением одного. Они все приняли в его воображении очертание одного большого человека неопределенной формы, одетого в черное, над лбом которого была белая полоска. У человека было злое, искривленное лицо, выцветшие глаза под очками без оправы, а губы плотно сжаты. Голос у него был всегда обвиняющий, как будто единственной его целью в жизни было накрыть какого-нибудь ребенка, размышляющего о чем-то греховном. Учителя отлично знали, на это у них особый дар, как проникать в душу несчастного ребенка. Обычно таким несчастным ребенком был Уилли Пейсек.
Сам его внешний вид вызывал у них неодобрение. Он был худым мальчиком с лицом землистого цвета, с жидкими волосами на голове, которые всегда были плохо пострижены и казались грязными. Его одежда никогда не сидела на нем как надо. Она была или слишком большой и с чужого плеча, или его собственной, но заношенной до дыр. Его носки вечно висели на его разношенных туфлях, обнажая похожую на рыбную чешую кожу на лодыжках.
Он был всегда неопрятным, и это не та нормальная неопрятность, которая свойственна всем мальчишкам, потому что они постоянно возятся друг с другом, нет, он был грязный и зловонный, так как не уделял никакого внимания личной гигиене. Особенно его шея многократно привлекала внимание учителя: аккуратно подрезанные ногти то и дело вонзались в нее. Начиная с первого класса, учителя постоянно раздвигали его похожие на жгуты соломы волосы двумя ручками в поисках насекомых. От монашек исходил особенный запах — они пахли плесенью. Он иногда задумывался над вопросом, родились ли они с этим запахом, или этот запах появляется у них после того, как они становятся монахинями.
Уильям знал, что монахини не рождаются монахинями. Он знал, что сначала они были девушками, и что под черными одеждами и вуалями кроются женские тела.
Уильям знал много такого, чего не знали другие дети.
Единственной учительницей, которая когда-либо нравилась ему, была сестра Мэри Катерайн, которая учила его во втором классе. Она была самой молодой из всех сестер, и в ее бровях и в светло-голубых глазах, розовых щеках и полных красных губах чувствовалось здоровье молодости. Ее руки прикасались к вам, а не щипали, не толкали и не били вас. Они не сжимались в твердые кулаки, которые стучали по вашему лбу. Они не били вас неожиданно по затылку сзади, так что вы влипали лицом в тетрадь, разливая при этом чернильницу, и все это только из-за того, что вы на минутку отвлеклись.
Однажды она взяла его своей нежной белой рукой за подбородок, посмотрела ему прямо в глаза, что было нелегко сделать, потому что глазки у него были очень маленькие. Она улыбнулась, глядя на его рисунок, где он изобразил младенца Христа, поняла, почему тот так исподлобья смотрит на свою мать.
Ее рука, держащая его за подбородок, была прохладная. Не холодная, а именно прохладная. У нее были замечательные белые зубы — ровные, маленькие и чистые. От нее не пахло плесенью. Она пахла… о, он не смог бы сказать, чем она пахла, но в этом запахе было все, за что он любил сестру Мэри Катерайн. Это был хороший, чистый, свежий запах, говоривший о том, что это настоящий, живой человек. Он всю жизнь потом время от времени вспоминал этот запах: иногда, когда ему было очень плохо и он просыпался ночью, он вспоминал этот запах.