- Ну что-ж, пока суть да дело, давай-ка дед, мы с тобой пообщаемся, ибо чувствую я непреодолимую тягу к изучению вашего языка. Начнем с простого - и стукнув себе в грудь произнес - Я Петр! И ткнул пальцем в деда - Э? Мол, я Петр, а ты?
Ха, да уж, это тебе не киношный абориген, который в умильном идиотизме повторяет произнесенное, Большим Белым Братом, как попугай. Дед прекрасно все понял.
- Ых Хатак!
- Ых, я так понимаю, это - я, а Хатак имя. Хатак, Хатак - я потыкал в него рукой.
- Так, так - Хатак - и он изобразил пальцами идущие ноги - Хатак. Петр, э?
- Ба-а, дед, да ты - Ходок. Неужто по бабам?
- Э, Петр?
- Петр - я поискал глазами и поднял небольшой камень - Петр!
- Петр - канам? - указывая на камень, уточнил дед.
- Так, так - закивал я головой.
Тут наша содержательная беседа была прервана поклевкой. После недолгой но, напряженной борьбы я вытянул на берег сомика килограмма на три.
- Ого! - опять воскликнул дед - Гуг, Петр, гуг!
- Гуг, Хатак, гуг - я нанизал новый кусок и размахнувшись запустил снасть в воду - И надеюсь, будет еще лучше.
Так, общаясь и вытаскивая время от времени сомиков, мы просидели почти до вечера. Солнце уже сильно опустилось к горизонту, предвещая скорые сумерки и я решил, что семи сомиков, каждый примерно по три кг., для пяти человек достаточно. Даже если ушедшие охотники вернутся ни с чем. Подойдя к лозиннику, я достал топорик и срубил несколько штук под внимательным взглядом Хатака, а потом протянул топорик ему и предложил продолжить. Взяв в руки топорик, Хатак долго изучал лезвие, пробовал на остроту, бил заскорузлым ногтем и внимательно слушал раздававшийся звук, даже лизнул, короче, дед ушел в созерцание.
- Хатак - эй! - позвал я его и когда он сфокусировал на мне свой взгляд, сделал несколько рубящих махов рукой - Руби, руби!
Дед ловко подсек лозинку, посмотрел на срез, потом на лезвие - О-о-о-о!!!! - выдал он заключение. И пошло - удар, исследование результата - О-о-о! Я же стал разделывать ножом рыбу на куски, тут же нанизывая их на очищенные лозинки. Потом мы переносили все к костру поближе. Молодой весьма удивился, когда увидел столько рыбы, но это ни сколько не помешало ему быстро мотнутся вглубь ниши и притащить большой, тонкий, и очень ровный камень, который он стал пристраивать над углями. Вот вам и первобытная сковородка, и судя по следам, пользовались ей не раз.
Также, с большой сноровкой, он стал прилаживать над углями прутики с рыбой, и уже вскоре в вечернем воздухе поплыл дразнящий аромат жареного. Не успела приготовиться первая партия, как вернулись охотники, с недовольными и уставшими лицами. За все это время они смогли добыть лишь пару птичек с куропатку размером, да одного большого суслика. Этого было мало на такую ораву голодных мужиков, и они это прекрасно понимали, а тут такой приятный сюрприз. Лица их сразу посветлели, на них появились улыбки. Охотники оживленно загомонили, видать выясняли у деда подробности, откуда такое богатство. Дед тыкал в меня пальцем, часто употреблял слова: Петр, гуг, шаам, ого, короче - разворачивал перед слушателями красочное полотно эпической рыбалки. Потом Хатак начал представлять имена остальных охотников. Честно говоря, набор звуков которые должны были что-то значить сразу запомнить я даже не пытался. Про себя я их оставил как: Молодой, Первый и Второй, и Раненый. Ну, а я был представлен как шаам Канам, то есть, шаман Петр.
А тут и рыба прожарилась, народ подсел костру и дружно навалился на подрумяненные, истекающие соком куски. Мужики расслабились, они перебрасывались фразами, смеялись, глаза их лучились довольством. Еще сегодня днем они вполне могли стать пищей для гиен. Но они победили, они целы, они сыты, они живы.
Когда ели рыбу произошло одно очень значимое событие. Дело в том, что в то время как охотники хватали горячие куски рыбы, не сильно заботясь, чтобы они прожарились получше, рвали руками и с большим удовольствием закидывали их себе в рот, я поступал как культурный человек. Дожидался пока рыбка пропечется, разламывал аккуратно, дул, не спеша пережевывал, чем явно веселил остальных. А еще я посыпал кусочки солью, беря ее маленькими щепотками из небольшой солонки, которую я носил с собой. Охотники с любопытством поглядывали на это, но помалкивали, и лишь ближе к концу трапезы, когда эти проглоты почти все сожрали, Хатак, как самый авторитетный, осмелился и протянув руку попросил.