Теперь мне предстояла война с собственным мужем, но я была готова, ради Анжелы я была готова на всё! Нет отважнее существа, чем женщина, сражающаяся за своего ребёнка.
Я чувствовал, что Эрика что-то задумала, что она что-то знает, но мои соглядатаи не нашли ничего, вообще ничего: ни подозрительного клочка послания, ни осколка артефакта, однако как-то же они сносились - Эрика и Сольвейг - я в этом не сомневался, я снова увидел в глазах Эрики хорошо скрытое презрение. Когда она уехала в свою королевскую поездку, я даже вздохнул с облегчением, но я рано радовался. К концу поездки случилась катастрофа - она разгромила оба пансиона, где готовили цветник. Я даже возразить не мог, потому что мой разумный, надзирающий за этими пансионами, осмелился спросить у королевы на каком основании она крушит учебные заведения, а она сунула ему под нос мой собственный указ, где красным по белому было написано: "...королевская инспекция детских и учебных заведений". Это означало только одно - случайностей не было. Она знала куда и зачем ехала, следовательно, меня ждёт война с собственной женой.
В столицу Эрика прибыла в превосходном настроении и по поводу своего возвращения устроила парадный завтрак, на который пригласила всех, более или менее значимых, разумных столицы, включая глав гильдий, главу совета архимагов, начальника военной академии и ректора университета. На этом проклятом завтраке, во всеуслышание, она рассказала о своём нападении на злосчастные пансионы. Она со слезами на глазах говорила какие отвратительные вещи там заставляли делать несовершеннолетних девочек, как их почти насильно лишали девственности на выпускном курсе (вот это точно ложь, был я как-то на таком практикуме - сплошной соблазн и желание) и завершила она своё выступление словами: "Я даже и не знаю кем надо быть, чтобы пользоваться услугами несчастных девочек!" Мне стоило определенных усилий удержать лицо, а она победно улыбнулась, сверкая глазами, и сказала: "...я благодарна Вам, муж мой, что Вы прониклись судьбой этих детей и обеспечили им содержание и приданое". И все эти ублюдочные приглашённые зааплодировали и заорали: "Слава королю!" У меня не было выхода. Я благосклонно улыбнулся: "... всё как Вы пожелаете, дорогая супруга", - и поцеловал её запястье. Я, конечно, мог бы указать Эрике её женское место - у неё на глазах устроить себе нежный соблазн с какой-нибудь аристократкой, или лишить её какого-нибудь незащищённого Права королевы. Но мне, во-первых, не хотелось, а во-вторых, я же знаю, чья она ученица - она бы просто удалилась в Восточный замок вместе с Анжелой (защищённое, бессрочное право на проживание там, я, идиот, сам дал ей ещё несколько лет назад).
Вечером, когда я мрачный и одинокий, сидел в своём Малом кабинете (Эрика ведь ко мне больше не приходила!), и выносить эту тоску у меня больше недоставало сил, я послал вестник брату. Он быстро прибыл - ему ещё хуже, у него жена просто сбежала. Мы сидели и молчали, потом я сказал:
- Брат, некоторые традиции надо менять или отменять.
- Задним умом, брат, мы крепки! - ответил Ольгерд и налил мне чего-то мутно-зелёного.
- Но ведь сотню лет это была отличная традиция для нас. И ещё, сколько сотен лет до нас!? Кстати, что это?
- Рыгаловка, попробуй - мозг отшибает напрочь, нам это сегодня надо. И да, сотню лет мы с тобой развлекались с цветниками в свое удовольствие, теперь же кое-что изменилось.
Я выпил этой жидкости - воздух кончился:
- О-о-о! Это то, что нужно сегодня! Так что же изменилось, брат?
Ольгерд усмехнулся:
- Представь, тебя вот здесь, в этом кресле, ласкают ротиком, открывается дверь и заходит Эрика или ты прижал чью-то попку в алькове, уже и платье задрал, как надо, и к игре приступил, а тебя сзади за штанину дергает Анжела.
Меня передёрнуло:
- Так мужское бессилие можно заполучить.
- Вот именно! Скажи, а вот он тебе нужен, цветник этот?
Я подумал, выпил, ещё подумал:
- Так у меня с Эрикой всё хорошо... было.
- Сейчас вот не хорошо, пусть так, сейчас нужен?
Я ещё подумал, выпил, представил и удивлённо посмотрел на брата:
- А знаешь, нет, пусть у меня с Эрикой сейчас не хорошо, пусть я буду с ней воевать и мириться, но нет - не нужен.
Брат разлохматил свою белую гриву и завыл:
- Что же мы наделали, где мне её искать? Мой малыш, моя детка, где они, что с ними?!