Любой другой народ в таких обстоятельствах реагировал бы точно так же. Впрочем, это не означает, что русские правительства не злоупотребляли доверием народа; напротив, они считали возможным делать это снова и снова. Но географические и исторические причины предпочтения сильной власти практически всегда преобладали.
Другая причина для самоотождествления народа с самодержцем заключалась в том, что с исторической точки зрения образование России как нации с собственным самосознанием началось необычайно рано. Татарское нашествие тринадцатого века пробудило в качестве реакции сильное русское национальное чувство, центром которого стала православная церковь, бывшая единственным национальным институтом, пережившим катастрофу. А поскольку религиозная служба велась не на латыни, а на церковнославянском языке, близком к родному, то национальное чувство имело глубокие корни в среде простого народа. Все это придало русскому национальному характеру черты простонародности, а также инстинкт самосохранения и приземленность, которые до сих пор дают себя знать. Его религиозная основа утвердилась сразу же после того, как Русь -сумела, благодаря силе московских правителей, сбросить татарское иго. Московский великий князь провозгласил себя царем (цезарем) и наследником Византии, попавшей в руки иноверцев в 1453 году: “Два Рима пали, третий Рим восстает, четвертого же не будет”. Россия стала Святой Россией, единственным истинным христианским царством на земле.
Чтобы обеспечить создание армии и защиту страны, русские цари ввели строгую служебную иерархию для всего населения. Дворянам были пожалованы земли в форме поместий, или имений, при условии, что они пойдут на гражданскую или военную службу, причем последнее предпочтительнее. Они также должны были сформировать боевой отряд из крестьян, вверенных их попечению. Таким образом была постепенно оттеснена прежняя независимая аристократия — бояре, а крестьяне стали крепостными, прикрепленными к земле, обязанными служить своему господину, платить налоги и поставлять рекрутов для армии. Как для дворян, так и для крестьян их общественный статус и функции в обществе определялись государственной службой. Общество практически стало придатком государства.
В конце концов даже церковь была взята на службу. Этот процесс начался в семнадцатом веке, когда церковный глава, патриарх Никон, попытался завоевать церкви верховное положение путем исправления ошибок в богослужебных книгах, накопленных там в теченье столетий, которые, по его мнению, бесчестили Русскую православную церковь перед лицом других церквей. Он претендовал также на то, чтобы церковь занимала в государстве более значительную роль. И хотя царь Алексей устранил его как опасного соперника, реформы, которые он поддерживал, были одобрены Церковным Собором. Эти реформы вызвали к жизни яростное неприятие церковнослужителей и мирян, которые чувствовали, что целостность русской веры была нарушена иностранным влиянием. Вся сила и исключительность русского национального сознания и свойственный ему инстинкт самосохранения были проявлены староверами, которые остались верны старой богослужебной традиции и были готовы к тюрьме или ссылке или даже к массовому самоубийству, нежели подчиниться новой и чуждой традиции. Старая вера дожила до самой революции 1917 года и пережила ее, отбирая у официальной церкви многих ее приверженцев, причем наиболее пылких.
Быть может, самый важный аспект этой харизмы, чье значение для российской истории едва ли можно переоценить, состоит в том, что церковь стала зависеть в выполнении своих реформ от принудительно навязанной ей поддержки со стороны государства. Таким образом, был расчищен пучь для Петра I, который в начале восемнадцатого века упразднил патриархат, символ церковной независимости, и заменил его так называемым Святейшим Синодом, фактически государственным учреждением, возглавляемым к тому же не священнослужителем, а мирянином. Петр сделал это, руководствуясь теми же целями, что и Генрих VIII в Англии: поставить церковь под строгий государственный контроль, дисциплинировать ее и сделать пригодной для выполнения государственных задач, таких, как образование и социальное обеспечение простых людей, отеческая забота и надзор за ними. Главный теоретик церкви при Петре Феофан Прокопович настаивал на том, что государство должно быть нераздельной и неоспоримой верховной властью на земле, имеющей все права, включая право толковать божественные законы. Любое менее четкое устройство он считал опасным, поскольку в этом случае у простых и доверчивых людей могло бы возникнуть заблуждение, что существует надежда на церковную поддержку их бунтам и антигосударственному сопротивлению. Такой светский подход к проблеме отношений между церковью и государством, навязчивая идея гражданского беспорядка были близки к образу мыслей многих европейских протестантских мыслителей того времени, в особенности, Томасу Гоббсу. Начиная с того времени, тень Левиафана нависла над Россией.