Три часа в кузове, ночь в комендатуре захолустного городка, и уже на следующий день вернулся в часть. Что и говорить, кругом повезло. Упади раньше, так просто бы не отделался.
В казарме тишина и покой. Все на поле. "Рассчитывать на машину глупо. Вдоволь надежурюсь", — расстроенно думал он, лежа на кровати. В штаб вызвали, едва задремал. Пригладил вихры и рванул. "Ясно, что не за орденом. Сейчас всю душу вымотают.,- не без оснований сокрушался летчик.
Однако комполка лишь укоризненно ткнув пальцем в донесение, где, как следовало понимать, был отражен и его «подвиг», заговорил о другом: — Ты, Паша, нынче у нас безлошадный, так что готовься. Завтра, едешь получать новые машины, и на учебу, будешь осваивать.
"Невиданное дело? — изумился лейтенант. — Хотя? По сути, работа нервная. Пока изучишь, загрузит. Проблем выше головы, а уж если что не так, то, как водится. По закону военного времени… Мало не будет".
Однако узнал, что ехать придется не куда-нибудь, а в родной Новосибирск, где на заводе 153 и клепали "крылья Родины", как назвал товарищ Главковерх истребители. "Отпуск — не отпуск, но совсем другое дело".
— Слушай, Павел Тимофеевич, — внезапно обратился комполка к подчиненному не по уставу. — Не пойму, ты, никак, подрос? Или повзрослел? Давно пора, а то все пацан пацаном.
Назад бежал, как на крыльях. Объяснять не надо, какая радость — родных повидать. И только на подходе, сообразил: "Я в тыл, а ребята "на боевые"? — но долго не переживал. — Наверстаю".
В расположении эскадрильи его встретил приятель и ведомый Андрей. — Дошел? Молодец. А я ведь понял, ты меня прикрыл, когда «мессер» выскочил. Мое это железо было, — сказал приятель, когда, сидя в курилке, вели разговор о произошедшем.
— Да ладно тебе, — смутился Павел. — В плоскости, да в хвост поймал, а тебе он в кабину целил. Там бы и остался, а так все живы, здоровы. А я, зато, на родину, учиться на новые машины еду, — перевел он разговор. — Так что, может, я специально подстроил? — улыбнулся Говоров.
Андрюха недоверчиво покачал головой, но от комментариев воздержался.
Случай, несомненно, из ряда вон. Был один момент, который командир не счел нужным довести подчиненному. Самолеты были не привычные «ишачки», а новые ЛаГГи, которые только начали поступать в войска. Машины новые и, что греха таить, еще сырые. Вот так и выпало лейтенанту Говорову в самый разгар военных действий попасть на родину.
Возвращался через две недели. Учеба оказалась хотя и трудной, но интересной.
Павел лежал на верхней полке набитого до предела вагона и со скуки вспомнил о встрече со стариком, что приснилась ему тогда в поле. И вдруг навалилось сомнение. Уж больно все живо в памяти сохранилось. Со сном что-то не так. А с другой стороны. Чудес не бывает. Это Паша знал точно.
Наконец, задремал и проснулся только от сдавленного крика в тамбуре. Благо, что место ему досталось в самом конце поезда. Он прислушался и решил пойти покурить. Вагон к полуночи утихомирился, и только из разных углов доносился заливистый храп неловко устроившихся пассажиров. Павел спрыгнул в проход, натянул щегольские сапоги и, расправив под ремнем гимнастерку, двинулся к выходу. Картина в грязном тамбуре не то, что удивила, расстроила. Трое блатных, приставив к горлу своей жертвы финский нож, сноровисто обшаривали ее карманы. Женщина, боясь шелохнуться, замерла, прижавшись к стенке вагона, и только жалобно попискивала, когда мучитель прижимал лезвие чуть сильнее. — Эй, вы чего это? — рявкнул лейтенант.
— Брысь, вояка, перо схлопочешь, — ощерился детина, повернув в его сторону испаханное оспой лицо. Павел понял: ждать не резон. Вложив в удар всю силу, въехал бандиту в челюсть. То, что случилось, поразило не только подельников, но и самого защитника. Крепкий, откормленный мужик вдруг словно подпрыгнул и рухнул замертво. Приятели покойного вышли из ступора и кинулись на непрошенного защитника. Кулак рябого мог свалить и быка, но, соприкоснувшись с челюстью летчика, он словно наткнулся на бетонную стену. Из разбитых костяшек брызнула кровь. Бандит, размахивая кистью, согнулся вдвое. Третий нападающий наткнулся на локоть Павла.
Треск грудной клетки, жалобное сипение. Урка медленно опустился на уже остывающего товарища. Легкий удар начищенным сапогом под зад все еще согнутого пополам главаря вогнал его головой в железную дверь тамбура, а когда тот повалился назад, в толстом металле образовалась вмятина размером в мяч. С момента начала схватки прошло каких-то пять секунд, а тамбур уже напоминал Куликовое поле. Летчик перешагнул через тело бандита и потянул онемевшую жертву в вагон.
— Успокойтесь гражданочка. Идите на свое место, а я вызову милицию, — он проводил всхлипывающую от пережитого ужаса пассажирку в ее купе, а сам отправился к проводникам. Сообщив о неудачной попытке грабежа, дождался наряда поездной милиции. Старшина открыл дверь в тамбур и присвистнул.
— Ого, — сбил он фуражку на затылок. — Вот это здорово?
Записал показания, осмотрел тела, выслушал потерпевшую и, отозвав в сторону офицера, тихонько произнес: — Товарищ лейтенант, это же Семка Рытый, на нем восемь трупов. Как ты их один-то? — от изумления перешел на «ты» старый милиционер. — У двоих, вон, стволы, а ты голыми руками? Ну, силен. Или, может, железом? Хотя, какое тут железо, — он провел пальцем по вмятине. — Не волнуйся, лейтенант, правильно, что этих нелюдей положил. Они на три вышки уже себе заработали.
Павел вернулся на свое место и задумался. Тот всплеск силы, что произошел в момент опасности, привел в искреннее изумление. Чего себе льстить, не Геркулес, да и не с руки было в свое время студенту консерватории учиться морды бить. Руки берег.
Екнуло в груди у Павла: "Неужели ковш тот? Так ведь не было этого? Или все же было?" — похолодел он.
Так и не решив для себя ничего, заснул. Однако разговоров в вагоне хватило на всю дорогу. Пассажиры с уважением поглядывали на смелого летчика. И на удивление спокойно прошел остаток пути. Только хотел было перебравший самогонки мужичок затянуть разудалую песню, как доброхоты мигом приструнили буяна, обещав пожаловаться офицеру.
В часть вернулся на седьмой день. Под ударами немцев линия фронта откатилась на триста километров, полк перебазировали, и пришлось долго плутать, разыскивая полевой аэродром.
Состав с новыми машинами ждал с особым нетерпением. Дежурить Паше обрыдло. Боевые вылеты следовали один за другим. И потери в полку росли. Он извелся, наблюдая, как товарищи уходят на задание.
Необременительная вахта оставляла вагон свободного времени. Сидя в дежурке, от скуки взялся листать устав тактики. И с изумлением заметил, что принимаемые еще недавно за постулат статьи теперь выглядят совершенно иначе. Да и как можно принимать всерьез указание атаковать тройкой? Выходит, в бою участвует только ведущий, а ведомые лишь прикрывают его, временами больше мешая друг другу.
"Нужно сократить время боестолкновения, тогда и необходимость в плотном прикрытии пропадет. Первым засечь врага, выйти с запасом скорости и высоты, ударить и исчезнуть, — отыскал естественное, на его взгляд, решение летчик.
— Если атака с задней сферы, то уход должен быть настолько внезапен, чтобы противник не успел выстрелить по проскочившему вперед истребителю. Значит, скорость должна быть достаточной, чтобы уйти на петлю и вновь пристроиться в хвост. А петля, чем круче, тем лучше, тогда и при выходе успеть можно". Мысли переполняли. Он начал набрасывать возможные маневры, способы атаки, уходы. Ему до жути захотелось взлететь и опробовать новые способы. Но, не имея возможности воплотить в жизнь, только заполнял мелким, бисерным почерком новые и новые листы рабочей тетради. Наконец, долгожданный день прибытия самолетов наступил.