Наконец запланировали осмотр боевой техники на аэродроме. На стоянке в специально отведенном месте были выставлены наши истребители Як-7б, Як-9, Як-9т. Машины одного семейства, созданные одним конструктором, зачастую отличаются одна от другой лишь некоторыми нюансами, которые с беглого взгляда даже опытный летчик не всегда может определить. Но наши гости даже из вежливости не стали делать вида, что их интересуют все выставленные для осмотра «яки». Бросив взгляд на стоянку, господин Робертс разочарованно спросил:
— Где же Як-3?
— Скоро увидите, — сказал я. — Як-3 находится на аэродроме Ораны.
Для гостей мы запланировали показательный пилотаж на Як-3, о чем члены делегации еще не знали. Это должно было стать для них сюрпризом. По нашему плану, [302] в указанное время инспектор дивизии по технике пилотирования майор Василий Иванович Скупченко — мастер пилотажа, летчик-испытатель и отличный боец, с которым я не раз вылетал в паре на боевые задания, должен был появиться над аэродромом на Як-3 и продемонстрировать весь высший пилотаж, начиная с высоты 20 метров. По окончании пилотажа Скупченко должен был произвести посадку, зарулить к месту организованной нами «выставки» и поставить Як-3 в линейку с другими «яками».
Все шло, как было задумано. В назначенное время Скупченко появился над аэродромом, и с этого момента наши гости смотрели только вверх. Причем все до одного, как по команде, стали засекать время исполнения каждой фигуры высшего пилотажа по секундомеру, а некоторые даже достали блокноты и все данные записывали. И непосвященному человеку было бы ясно, что это не просто разведчики, а разведчики опытные. Надо быть хорошо подготовленным специалистом, чтобы не просто оценить высокую технику пилотажа, но и суметь получить из этой картины объективные данные о летно-тактических возможностях машины.
Пилотаж был выполнен красиво, даже виртуозно. Сжатый, продуманный комплекс фигур позволил все выполнить без пауз. Гости были довольны: оценили все профессионально.
Когда майор Скупченко зарулил, выключил двигатель и доложил мне о выполнении задания, я представил его главе английской делегации, и мы пошли к самолету. Командор Робертс спросил, можно ли ему сесть в кабину Як-3. Я разрешил. Когда он сел в кабину, подогнал высоту сиденья и начал подробно изучать приборную доску, я убедился, что он действительно в истребительной авиации не новичок. Приборы, кстати, не представляли никакой секретности: самые обычные приборы, которые устанавливаются почти на всех истребителях мира. Майор Скупченко был мной предупрежден, что на вопросы о предельных возможностях самолета прямых ответов давать не следует. Ну, в крайнем случае, сослаться на то, что самолеты только что получены, а техническая документация еще в пути. Можно лишь сказать, что все характеристики этого самолета выше, чем у его предшественников.
Но тут произошел курьез. Блестящий летчик, Василий Иванович, вероятно от непривычного груза ответственности, [303] «сманеврировал» не лучшим образом. Разглядывая на приборной доске один из манометров, господин Робертс неожиданно спросил у Скупченко:
— Что это за прибор?
Василий Иванович, недолго думая, отрубил:
— Инструкция еще в пути, и я ничего не знаю.
Господин Робертс понимающе посмотрел на меня и спокойно сказал:
— Все ясно. Понял...
Самолет Як-3 англичанам очень понравился. Господин Робертс даже сказал, что это — лучший истребитель из всех, которые он когда-либо видел. Может быть, командор был искренним: все-таки он был летчиком-истребителем, а Як-3 не мог не понравиться любому, кто хоть что-то смыслил в этом. Но, с другой стороны, бесконечные разговоры об этом самолете, конечно, имели цель между делом все же так или иначе получить точные данные о Як-3.
После того как вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками были обстоятельно мною изложены и знакомство с Як-3 состоялось, члены делегации стали настаивать, чтобы их повезли на передовую: им хотелось (так они говорили) увидеть все на практике боевых действий.
А. М. Василевский предупреждал, что выезд группы на передовую будет нежелателен. Я отказал гостям в этой просьбе, мотивируя это тем, что поездка заранее обговорена не была и в намеченную программу не входила. Они настаивали, чтобы этот вопрос был доведен до старшего командования. Я был вынужден доложить обо всем А. М. Василевскому. Александр Михайлович просил меня передать командору Робертсу, что по этому вопросу командование фронта не имеет указаний из Москвы, а поездка — небезопасная, могут быть неприятные последствия, поэтому вопрос о посещении делегацией переднего края надо было ставить официально через английское посольство, в Москве. Как и ожидалось, этот вариант наших гостей не устраивал...
Хлопотными оказались эти две недели. То наши гости вдруг ретиво начинали стремиться к чему-то, что явно не было предусмотрено программой, — но к этому, в принципе, я был готов, то вдруг неожиданные ситуации возникали из-за некоторых бытовых привычек англичан, к чему невозможно было подготовиться заранее. Однажды, например, они упросили вывезти их за город, [304] к живописной реке. Этот день, как я полагал, должен был стать для меня в какой-то мере «разгрузочным»: прогулка на природе, небольшой пикник в мужском обществе, уже привычные разговоры застольного характера и т. п. Неожиданно для меня англичане разделись и как по команде направились к воде. А конец сентября в Литве — это не бархатный сезон в Ялте. Я попробовал воду — ледяная! Сам я всю жизнь занимался спортом, но купаться в ледяной воде?.. «Что за молодцы!» — с невольным уважением подумал я об этих холеных аристократах (большинство членов делегации были представителями старых английских аристократических семей). Вообще во всем, что касалось режима жизни — еды, сна, прогулок, спортивных упражнений, — с англичан можно было брать пример. Все они были подтянутыми, в прекрасной физической форме.
В тот момент, когда англичане дружно направились к воде, ко мне подошли мои помощники — славные московские ребята — и вежливо, но твердо сказали:
— Товарищ полковник, вам необходимо тоже искупаться.
— Ни за что! — поспешно ответил я. — Купайтесь вы: этого будет вполне достаточно для проявления вежливости и гостеприимства.
— Нет, вы здесь хозяин, вам поручено принимать делегацию, поэтому купаться придется вам тоже, чтобы союзники не расценили вашего нежелания поплавать как неуважение к ним.
Что тут было делать? Главное, они оказались правы: в тот момент, когда я думал, что обойдусь без водных процедур, англичане, которые уже были на берегу, стали приглашать меня присоединиться. Я не стану описывать, как у меня в ледяной воде мгновенно перехватило дыхание и как я, к полному удовольствию гостей, тут же как ошпаренный выскочил на берег и лихорадочно начал растираться. Они же продолжали плавать в реке как ни в чем не бывало. Лишь один майор Трап не купался и, как я потом понял, «охранял» одежду членов делегации, но это мне не сразу пришло в голову.
Эпизод с купанием, к моему удивлению, не остался событием «местного значения». Когда впоследствии я был в Москве по поводу перевооружения 86-го гвардейского полка самолетами Як-3, меня пригласил к себе Главный маршал авиации А. А. Новиков. Я подробно доложил об участии дивизии в Белорусской операции и [305] своей работе с англичанами. Он слушал с интересом, а потом вдруг спросил:
— Ну, как прошло у тебя «дипломатическое» купание? — и рассмеялся.
Поведение майора Трапа к концу пребывания делегации стало совершенно невыносимым, причем этот человек обладал замашками не английского аристократа, а скорее американского ковбоя. Досаждал он не только мне, но и своим соотечественникам, которые смотрели на этого выскочку, не знающего никаких мер и приличий, с плохо скрытым раздражением. А один из членов делегации (как он мне представился — подполковник, летчик-бомбардировщик), улучив момент, однажды рассказал, что ему претит работа на таких типов, как майор Трап, что он мечтает о том, чтобы вернуться к своей любимой летной работе, но его просьбы о возвращении в авиацию начальство игнорирует. Он исповедовался с глухой тоской человека, который когда-то знавал лучшие времена, а теперь должен был анализировать разведывательную информацию по указанию все того же Трапа. Мы катались в лодке по озеру, а майор Трап, проворонивший этот момент, бегал вдоль берега по колено в воде и отчаянно жестикулировал, призывая нас принять его в нашу компанию, но подполковник-бомбардировщик, глядя на него, только морщился как от зубной боли. Надо сказать, что майор весьма ревниво опекал членов делегации вплоть до командора Робертса, и стоило мне с кем-либо заговорить, как он оказывался тут как тут. А в тот раз, на озере, проморгал. Впрочем, Трапа я совершенно неожиданно нейтрализовал довольно простым способом. Каждый раз, когда обстановка вынуждала меня обращаться к нему, я вежливо и почтительно называл его «господин Драп». Что такое «драп» на языке наших солдат — англичане уже знали. Поэтому когда я говорил «господин Драп», аристократы начинали улыбаться, а Трап — выходить из себя. Он настойчиво меня поправлял, я приносил извинения, сокрушался по поводу своей плохой памяти, особенно на иностранные имена и фамилии, и снова называл его «господин Драп». Оказалось, что Трап совершенно не защищен от малейшей иронии, направленной в его адрес, — слабость, непростительная для разведчика. Конечно, были за эти две недели и моменты, которые заставили меня поволноваться — не с простаками же мы имели дело! — но в целом пребывание английской военной делегации [306] прошло по нашему плану, а не шефов майора Трапа. Свои обязательства мы выполнили: официальная программа была исчерпана полностью и без сокращений. Впоследствии я никогда не слышал, чтобы в годы войны в наших действующих авиасоединениях где-то еще приходилось бы принимать английскую военную делегацию, аналогичную этой.