Вторая позиция — протяженностью траншей около 80 километров — проходила по окраинам Кенигсберга и имела 38 дотов, 25 дзотов и 214 других убежищ. Все улицы пересекали баррикады, на перекрестках были построены доты, а подступы к городу заминированы.
Третья позиция проходила в центральной части города. Там было 9 старых фортов и цитадель, рассчитанная на большой гарнизон.
В Кенигсберге к обороне было подготовлено до 600 крупных зданий и даже замки, дворцы. В районе города противник установил до 35 тысяч противотанковых и свыше 100 тысяч противопехотных мин.
Основой противовоздушной обороны крепости была 18-я зенитная дивизия немцев, имевшая в своем составе более 300 орудий калибра 88 и 105 миллиметров{19}. Город прикрывался истребительной авиацией (около 60 машин){20}.
Словом, задача перед нашими войсками стояла сложнейшая. Нам, авиаторам, с другой стороны, было ясно, что несколько десятков истребителей противника — это ничтожно малые силы, которые противоборствовать нам не могли. Роль нашей авиации в предстоящем штурме была важна как никогда. Мощные оборонительные укрепления, которые очень трудно разрушать наземным войскам, должны были быть сокрушены массированными бомбоштурмовыми ударами с воздуха.
Проведение операции планировалось поэтапное. Сначала армиям предстояло улучшить свое исходное положение, уточнить оборону и силы противостоящего противника. В этот период намечалось мощное артиллерийское и авиационное наступление с целью разрушить важнейшие фортификационные сооружения Кенигсберга и подавить артиллерию врага. В дальнейшем следовало овладеть [374] внешней оборонительной полосой. На это отводились сутки. И наконец — непосредственный штурм города и полное овладение им.
В самом начале апреля маршал А. М. Василевский провел совещание, на котором заслушал командующих армиями о подготовке ими войск и принятых на операцию решениях. После их докладов Александр Михайлович дал ряд уточнений. Он сообщил, что по плану армии сначала должны взять Кенигсберг, а затем развивать наступление на северо-запад с целью разгрома земландской группировки противника.
Там же, на совещании, А. М. Василевский проинформировал нас о том, что кроме 1-й и 3-й воздушных армий, а также 6-го бомбардировочного авиакорпуса к участию в операций дополнительно привлечены 18-я воздушная армия (авиация дальнего действия), по одному корпусу из 4-й и 15-й воздушных армий и часть сил авиации флота. Общее число боевых самолетов доводилось до 2400. Из них около двух третей составляли бомбардировщики и штурмовики, которые должны были обрушить на крепость и укрепления тысячи тонн бомб и снарядов. Авиаторам также ставилась задача массированными ударами по порту Пиллау и транспортам не допустить эвакуации вражеских войск морем. Координирование действий авиационных армий было возложено на главного маршала авиации А. А. Новикова.
* * *
Здесь я должен ненадолго прервать последовательный рассказ и вернуться к событиям второй половины марта. Когда я упоминал о том, что на первом этапе предстоящей операции по овладению Кенигсбергом армиям была поставлена задача улучшить исходные позиции, не отметил, что это в принципе достаточно частый для готовящихся к наступлению соединений процесс. Как правило, любой командир, от батальона и полка до армии включительно, в любой операции — наступательной или оборонительной — стремится к улучшению занимаемых им позиций, естественно, в разных масштабах.
Так вот, бои по улучшению позиций соединений 11-й гвардейской армии активно велись во второй половине марта. Происходило это юго-западнее Кенигсберга. На правом фланге армии находился 8-й, в центре — 16-й, а на левом фланге — 36-й гвардейские стрелковые корпуса. [375]
Первые два соединения имели достаточно времени на изучение противостоящего противника и улучшение исходного положения, а вот 36-й до 18 марта вел бои в районе Бранденбурга, потом вышел к заливу Фришес-Хафф, в результате чего кёнигсбергский гарнизон был отрезан от хейльсбергской группировки. После этого корпус на некоторое время был выведен из боев, а с 23 марта снова передислоцирован на левый фланг армии. Тогда возникла необходимость улучшить исходное положение для наступления одной из дивизий первого эшелона. К исходу дня 23 марта командующий воздушной армией приказал мне и командиру 1-й гвардейской штурмовой авиадивизии С. Д. Пруткову выехать в 36-й гвардейский стрелковый корпус для проведения частной операции. Мы без труда нашли НП корпуса и познакомились с его командиром генерал-лейтенантом Петром Кирилловичем Кошевым. От него узнали цель и план операции.
Местность, которая лежала перед позициями 84-й стрелковой дивизии, представляла собой равнину с небольшим пологим возвышением в сторону противника, которое было не больше 50 метров, но полностью закрывало обзор. Система огня противника да и сама оборона, находящаяся за возвышением, с исходных позиций не просматривались. При таких условиях артиллерия не могла обеспечить эффективную поддержку пехоты, управление боем усложнялось.
У гитлеровцев же на возвышении были позиции, с которых хорошо просматривались боевые порядки 84-й стрелковой. Ближайшая немецкая траншея была удалена от нашего переднего края метров на сто. Ничейное пространство фашистами было пристреляно. Поэтому план этой частной операции предусматривал захват плоскогорья внезапной атакой. Наивысшая его часть находилась в полукилометре от позиций 84-й дивизии. В случае успеха командование корпуса получало бы отличный обзор с возвышенности, без которого проводить серьезную наступательную операцию было бы очень тяжело.
Генерал П. К. Кошевой планировал провести короткую, но мощную артподготовку, после которой при поддержке авиации перейти в наступление. Истребители должны были прикрыть поле боя, а штурмовики силами полка — нанести удар по дальней линии вражеских траншей, расположенных на вершине возвышенности. Два других полка «ильюшиных» поддерживали пехоту и помогали ей закрепляться на отбитых у врага позициях. [376]
Обговорив с С. Д. Прутковым вопросы взаимодействия, к 7.00 следующего дня мы были готовы оказать корпусу необходимую авиационную поддержку.
Ровно в 8.00 началась пятнадцатиминутная артподготовка. В положенное время появились истребители, затем четыре группы Ил-2 обработали вершину плоскогорья. С переносом артогня пришли штурмовики сопровождения пехоты. Все шло по плану. Войска ворвались в первую, потом — во вторую траншеи. Некоторая заминка произошла с захватом третьей траншеи, однако штурмовики и артиллеристы действовали очень удачно, и вскоре она тоже была взята нашей пехотой. Таким образом, довольно быстро половина плоскогорья оказалась в наших руках. Но на его вершине оборона оказалась более прочной. Едва пехота попыталась развить наступление, как с вершины открыли губительную стрельбу ранее незамеченные и хорошо замаскированные огневые точки. Бой продолжался около четырех часов, работали самолеты и артиллерия, однако сил для того, чтобы выбить немцев с вершины, оказалось недостаточно. Почувствовав это, генерал П. К. Кошевой дальнейшее наступление приостановил.
Таким образом, частная операция удалась только наполовину. Комкор, конечно, этим был расстроен, однако твердым и спокойным голосом доложил обо всем командарму К. Н. Галицкому. Судя по всему, разговор с командармом был для него не из приятных, тем не менее к нам, авиаторам, Кошевой отнесся очень гостеприимно, предложил пообедать. После обеда мы распрощались и уехали. Происходило это в середине дня, светлого времени в запасе еще было достаточно, поэтому по дороге я решил заехать на свой пункт наведения. Он размещался в полосе 16-го стрелкового корпуса, недалеко от КП 11-й гвардейской армии.
На ПН в те дни находился мой заместитель полковник А. П. Николаев. В центре боевых порядков корпуса занимала позиции 31-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора И. Д. Бурмакова. Впоследствии в корпусе была произведена перегруппировка сил, но тогда я искал свой ПН в боевых порядках 31-й стрелковой. Найти сразу наведенцев мне не удалось — на прежнем месте их не оказалось, — и я поехал на КП дивизии. Генерал И. Д. Бурмаков пояснил, что наш ПН меняет место в соответствии с исходным положением для наступления. Я и командир 31-й дивизии знали друг друга и раньше, [377] поэтому мы, встретившись как старые знакомые, разговорились о предстоящем наступлении и о всяких проблемах, которых обычно немало возникает в период подготовки к наступлению. Генерал сообщил, что в данный момент его артиллерия ведет пристрелку, что он собирается идти на свой наблюдательный пункт. Он пригласил и меня пойти туда. Я, конечно, согласился.