— Проехали, — отвечает та, пряча перемазанный в крови перочинный ножик в карман ветровки. — Пришла с подругами пива попить да на людей посмотреть, а тут такое…
— Но… — Катарина всё ещё не может оторвать взгляда от застёгнутого на молнию кармана Штеффиной куртки.
— Ничего не было. Не было ничего, — не давая шанса на дальнейшие расспросы, бывшая подруга оставляет монахиню одну, направляясь назад к площади — в самую гущу столкновения.
— Сестра, Вы в порядке? — обращается к Катарине один из дежурных оцепления.
— Д-да, — отвечает та, вновь проводя по непокрытой голове и этим бессознательным жестом опровергая свои же слова.
Наконец обнаружив удостоверение и талон, она проходит на стоянку, усаживается в мерседес и покидает центр города, оставляя позади и крики протестующих, и сирены машин скорой помощи, и едва уловимый сквозь общую какофонию набат, раздающийся с колокольни базилики святых Ульриха и Афры. Катарину трясёт.
***
Вечер в монастыре выдался неспокойным — беспорядки в городе не могли не взбудоражить сестричество. Аббатиса не выпускает телефон из рук: на связи то коллеги-клирики, то журналисты, жаждущие комментария… Проскочить в келью незамеченной Катарине не удаётся: сёстры окружают её с расспросами, их интересует всё, начиная от того, где она оставила свою фату, заканчивая тем, как, по её мнению, проголосует парламент. Монахиня рада поболтать. В честь такого неординарного вечера кто-то приносит из погреба несколько бутылок домашнего вина, и сёстры запираются в трапезной, а настоятельница делает вид, что ничего не замечает. Вино расслабляет, свежий хлеб насыщает, болтовня немного успокаивает. Когда Катарина поднимается к себе, на дворе уже почти ночь, в голове немного шумит, а на душе хоть капельку, но стало потише. Горячий душ, домашняя одежда. Привычный ритуал. Забравшись с ногами на кровать и подложив под спину подушку, сестра включает свой лэптоп и заходит на сайт местного телеканала. Выпуск новостей демонстрирует картинки, которые она сегодня уже видела. Вдруг репортаж с площади, где противостояние манифестантов друг с другом и с полицией до сих пор продолжается, прерывается для экстренного сообщения. Парламент наконец закончил затянувшееся заседание, и спикер городского собрания готова выступить с официальным заявлением. Катарина слушает фрау спикера вполуха — этого достаточно, чтобы услышать основное: площади возле Центра международной торговли в этом году будут предоставлены для проведения Троичных гуляний, а мусульманской общине для намазов, сухуров и ифтаров* на льготных условиях отдадут площадь возле Международного культурного центра, что на другом конце города.
Катарина ожидала облегчения, но его так и не наступает. Без последствий это решение не останется. Противостояние окрепнет, и кто знает, к чему это может привести… В сонной голове всплывают картинки ужасных терактов, ведь ярмарки и прочие фесты — идеальные площадки для бесчинств радикалистов. Как бы не пришлось всё отменять. Но Лоренц конечно же ничего не отменит, даже если его сто раз предупредят — он не привык отступать. Он слеп в следовании собственным решениям. Катарина права: проблем не избежать, и первая из них возникает здесь и сейчас, на экране её компьютера — проблема откуда не ждали. Фрау Керпер в окружении нескольких журналистов, вдохновенно вещает: “Вы все — свидетели! Пострадали дети! Несколько десятков раненых, и кто знает — может быть, есть и убитые! Власти замалчивают реальный размах трагедии! Полиция ничего не сделала для того, чтобы предотвратить беспорядки! Наша полиция способна только избивать беззащитных детей! А ведь этого кошмара можно было избежать, если бы не католики! Вновь и вновь они провоцируют общество, но на этот раз они зашли слишком далеко! От имени всех здравомыслящих людей этого города и всей нашей земли я заявляю: в сегодняшней трагедии виновна Католическая Церковь и лично епископ Лоренц! Мы не позволим замолчать проблему и спустить дело на тормозах! Мы призовём виновников к ответу! Епископ Лоренц должен уйти в отставку! И вообще — по нему и его циничным сподручным тюрьма плачет!”. Она вещает ещё и ещё, а радостные журналисты моментально распространяют её пылкие выступления по своим каналам. Захлопнув крышку ноутбука, Катарина бессильно откидывается на подушку.
Комментарий к части (в специально выделенной графе под главой мой комментарий почему-то не умещается)
*Все сноски под одной звёздочкой.
Мулла - мусульманский священник.
Свинина - нехаляльный (харамный, то есть греховный) продукт, в исламе он под запретом. Алкоголь под абсолютным запретом. Халяль - свод допущений в Исламе (то, что не грешно), касается и продуктов питания (аналог кашрута у евреев, например).
Месяц Рамадан - пост протяжённостью в четыре недели. Суть поста - ничто не должно проскользнуть между губ за время от рассвета до заката (в светлое время суток нельзя есть, пить, курить, зубы чистить и прочее, также священный месяц предполагает воздержание и усиленные молитвы).
Шариат - свод мусульманских законов (регулирует имущественные права, права наследования, семейные, коммерческие и т.д.). Шариат лежит в основе государственных законов в мусульманских странах. В немусульманских странах мусульманам надлежит в своих действиях руководствоваться именно правом шариата, а не светским законом страны пребывания, даже если эти два закона вступают в прямое противоречие друг с другом.
Никах - обряд бракосочетания (проводится служителем культа между М и Ж, скрепляется, как правило, брачным договором (между женихом и представителем невесты, обычно - отцом; брачный договор оговаривает все стороны будущей семейной жизни до мелочей, начиная от финансовых, заканчивая разрешением или запретом жене продолжить учёбу/работу после свадьбы). Мужчина может быть женат четыре раза одновременно (в течении жизни, женясь/разводясь - сколько угодно раз; для заключения полигамного брака есть свои условия (мужчина должен иметь финансы для обеспечения равного и достойного существования всех жён в разных домах, также есть условия касаемо супружеского долга - он должен равномерно распределяться между жёнами; вопреки всеобщему заблуждению согласие “старшей” жены на появление новых жён мужчине для заключения очередных браков не требуется).
У пророка Мухаммеда по разным источникам в течении жизни было от 13 до 21 жён. Первой, наиболее почитаемой женой была Хадижа - богатая вдова и талантливая купчиха, которая спонсировала Мухаммеда на первых порах его деятельности. Когда они поженились, ему было 25 лет, ей - 40. Ислам не поощряет работу для женщин, благодаря Хадиже пророк сделал допущение в своём пророчестве, благословив женщин на торговлю/коммерческую деятельность. Младшей женой Мухаммеда была Айша. Когда он посватался к ней через её отца, девочке было 6, когда же они фактически стали жить вместе, ей было 9, ему - 64. В настоящее время истории об Айше активно переписываются, в некоторых современных версиях писания ей 15, 17 или даже 27. Всё это не имеет отношения к исторической правде. Справедливости ради стоит заметить, что все жёны Мухаммеда, кроме Айши, на момент встречи с ним были вдовами, а некоторые пережили даже нескольких мужей, включая его самого (то есть, видимо, он их не гнобил, иначе они б так долго не протянули).
Теракт в церкви Святого Стефана в Нормандии (2016) - нападение исламских радикалов на католическую церковь во Франции, в ходе которого священник был зарезан. Инцидент имел широкий общественный резонанс в Европе и был осуждён лично Папой.
Шармута (араб.) - шлюха.
Намаз - молитва. В течение дня надлежит совершать 5 намазов, чтобы мысли об Аллахе надолго не покидали сознание. Сухур - последний приём пищи в Рамадан (перед рассветом). Ифтар - первый приём пищи в Рамадан (после заката).
На такой весёлой ноте !!!ВСЕМ СПАСИБО ЗА ПРОЧТЕНИЕ!!!
========== 17. Приглашение ==========
Катарина проспала до обеда. Сколько же это — десять часов сна, одиннадцать? Редкая роскошь, и ни мать настоятельница не подняла её к молитве, ни мобильник не разорвал оковы сна своим ненавистным дребезжанием. Едва разлепив глаза, Катарина тут же вспоминает события дня вчерашнего и хмуро морщится. Что же теперь будет? Ответ приходит сам собой в виде сообщения на телефон. Сообщение от Лоренца — интересно, он специально выжидал, чтобы дать монахине отоспаться? Вряд ли. Скорее всего, сам наклюкался вчера до чёртиков и, чуть продрав глаза и просмотрев ленту новостей, вспомнил о существовании своей несчастной подчинённой. Лишь бы это по делу, а не… Как обычно. Как раньше. Решив не оттягивать неприятный момент, Катарина открывает сообщение и раздражённо выдыхает. “Жду тебя в резиденции. Приезжай поскорее”. Значит, как раньше. И на что вообще он рассчитывает? Безумец! Катарина негибкими затёкшими пальцами спешно набирает ответ, игнорируя опечатки и вкладывая в текст всю себя: “Я никуда не поеду. Если у господина епископа есть поручение, он может передать его мне в официальной форме по каналам епископата”. Опасаясь струхнуть в последний момент, Катарина торопится: судорожно жмёт на отправку и замечает, как сердце её переходит с шага на бег. Разозлила его, а ведь он, как пить дать, уже и так злой был. Ну и пусть! “Приезжай по делу. Это серьёзно. Ничего не бойся”. Да он издевается! Сколько раз она уже слышала это его “Ничего не бойся”? Сколько раз до того, как он пытался её утопить, а сколько после? Лживый мудак. Интересно, как там Шнайдер с Ландерсом? А ведь епископ даже не знает, какую передрягу, по его, между прочим, вине, им пришлось пережить вчера! Уехал под охраной, бросив на растерзание толпе свиту, ставшую после дебатов ненужной. Гнев зарождается в груди, пускает крепкие ростки в душу монахини, гнев сильнее страха, гнев — высшая степень негодования. Она поедет к епископу и выскажет ему всё. И за вчерашнее, и вообще. А ещё позлорадствует — наверняка он уже в курсе новой идеи-фикс вездесущей фрау Керпер, вот пускай с ней и борется. А её оставит в покое. Наконец поднявшись, присев на кровати, опустив ноги на пол, Катарина решает: она поедет, причём в светском. Если это неофициальный визит, то и оденется она неофициально. Тем более одну фату она потеряла, а другие ещё гладить надо — после стирки они так и валяются в шкафу скомканные.