— Ах, отец Кристоф, Вы как всегда на нашей стороне! Мы уж было отчаялись получить в наш приход лучшего настоятеля — после смерти Майера назначения нового ждали со страхом. Но Вы, как глоток свежего воздуха! Вы подружетесь с Клеменом, с нашим ангелом, вот увидите!
Фрау пытается пропихнуть в сжатую ладонь Шнайдера стоевровую купюру, и Шнайдера это сначала смущает, потом злит. Он насилу заставляет её оставить деньги при себе, и ему даже неудобно отказываться — он будто бы обижает набожных стариков, хотя на самом деле это они обижают его.
— Увидимся, отец! — Клемен махнул рукой на прощанье и осторожно прикрыл за собой и своими новыми родителями входную дверь.
Оставшись один, Кристоф немедля сбрасывает ненавистную одежду — всю. Душ решает принять потом — сперва следует чего-нибудь перекусить, ведь он со вчерашнего обеда так и не ел. Заваривая чай и намазывая слегка зачерствевшие хлебцы сливочным маслом, он обдумывает странный визит. Похвально стремление приёмных родителей не просто обогреть сироту, но и взрастить его в лоне святой церкви, снабдив подабающими знаниями. Но откуда такое рвение — на носу лето, школьные каникулы, мальчишке следует играть в футбол, ну или в приставку — во что они там в этом возрасте играют? Не зубрить же евангелие целыми днями! И странно, как фрау Вебер отозвалась об отце Клаусе — она сказала “после смерти”. Да, они ждали назначения нового настоятеля в приход “после смерти Майера” — так она сказала, но ведь тогда он всего лишь считался пропавшим без вести, и почти никто всерьёз не допускал мысли о его гибели, а истина о его судьбе раскрылась всего несколько дней назад. Бедняжка фрау Вебер — оговорилась наверное. Вот почему Кристоф с недоверием относится к пожилым родителям — у них уже и память не та, и зрение, а за ребёнком глаз да глаз нужен…
Отбросив пустые размышления, Кристоф решает сосредоточиться на своих ближайших планах. Скоро у него день рождения — совсем скоро, и была б его воля, не было бы никакого праздника. Но Агнес уже дала понять, что уж в этом-то году торжества в свою честь ему не избежать. Последние три года Кристоф встречал этот день скромно, в компании сестры, её семьи и, конечно же, Пауля, но в этом году сестра посчитала, что брат заслуживает настоящего праздника. Назначение на пост настоятеля, собственный приход, да что там — его даже по телевизору показывали! Шнайдеру есть что отметить, и Агнес взяла на себя все заботы по подготовке праздника, который впервые решено провести не в Нюрнберге, в отчем доме, а в Рюккерсдорфе — в доме молодого Отца Настоятеля. Его задача — явиться в собственный дом на собственный праздник, не забыв при этом пригласить кого-нибудь из новых друзей. Новых друзей у него немного, как и старых, но вот сестру Катарину он обязательно пригласит.
***
Уже почти доехав до монастыря, Катарина внезапно разворачивается и направляет автомобиль обратно, в центр города. Ей подумалось: матушка занята своими делами, в монастыре её никто не спохватится — к её вечным отлучкам подруги по вере уже давно привыкли, погода установилась почти летняя, настоящая, солнечная, и почему бы не…
Торговый центр City Galerie немноголюден — в разгар рабочего дня здесь прогуливаются лишь пенсионеры да декретницы. Можно спокойно пройтись по магазинам, прикупить себе обновку-другую, посидеть в кафе, привести мысли в порядок. Сетевую кофейню, служившую в былые времена им со Штеффи местом для тайных встреч — встреч шантажистки и жертвы — она обходит стороной. Не хочет ворошить воспоминания — появление Лоренца в её жизни поставило крест на шантаже бывшей подруги, и всё же у сестры есть причины не держать зла на уголовницу. Та здорово выручила их вчера — если бы не она, кто знает, как закончилась бы потасовка на площади. К тому же, благодаря учинённому Штеффи расследованию, Катарина напала на след ужасного культа. Мысли о рюккерсдорфских сектантах в одно мгновение омрачают праздный настрой: Катарина даже откладывает в сторону столовые приборы, с равнодушием глядя на почти нетронутый салат с кунжутом и курицу по-тайски. Предчувствие угрожающей отцу Кристофу беды, переживания за несчастного сироту отбивают аппетит. Насилу заставив себя вернуться к еде, Катарина пытается придумать, как рассказать Шнайдеру правду. Как заставить его поверить? Если бы они были героями американского боевика, отец настоятель уже давно взял бы мальчишку за руку и удрал с ним за тридевять земель, перед этим разнеся в пух и прах всю деревню вместе с её чокнутыми обитателями. Но у Шнайдера на уме лишь служба — слушать монахиню он не станет; более того, вздумай она рассказать ему о своём расследовании, она потеряла бы его доверие навсегда. Иногда даже самые хорошие люди не видят правды. Шнайдер — хороший человек, но слепая вера и его самого делает слепым.
Как это часто бывает, когда мы думаем о каком-то человеке, он вдруг напоминает о себе. Так происходит и с Катариной: выудив из рюкзачка дребезжащий мобильник, она видит на экране имя отца Кристофа, и её сердце радостно ёкает. Наверняка он звонит, чтобы справиться о том, как она добралась вчера до дома… Разговор недолог, но по его завершению сердце Катарины уже подпрыгивает к горлу — от радости, и немного от волнения. Отец Кристоф пригласил её на свой день рождения! В Рюккерсдорф, одиннадцатого мая. Катарина обещала обязательно приехать. Конечно, будет там и Ландерс, и местные деятели — фактически для сестры праздник грозит обернуться погружением в круг врагов. Но Шнайдер упомянул о своей старшей сестре, которая, по его словам, и настояла на торжестве. Значит, у него есть сестра. Взрослая и инициативная. А вдруг это шанс…
Уютный ресторанчик в одном из наименее проходимых уголков торгового центра кажется Катарине самым лучшим местом на земле. Она уже захлёбывается планами и добрыми предчувствиями, вновь и вновь пропуская их через себя, чтобы проникнуться ими, чтобы запомнить это чувство радостного ожидания, что так редко посещает её в последнее время. А что, если сестрица Шнайдера окажется разумной женщиной? Катарине во что бы то ни стало нужно с ней подружиться. Кто знает, возможно именно через неё ей удастся достучаться до отца настоятеля. Если сестре он небезразличен, а судя по всему, это так, к информации об угрозе она прислушается… Катарина заранее любит эту женщину — думая о той, которую она никогда не видела, она уже воображает её своей союзницей, если не подругой. Допив ананасовый фреш, Катарина подзывает официанта — то ли тайца, то ли вьетнамца, почти не говорящего по-немецки. Она выгребает последние мелкие купюры и оставляет их в качестве чаевых, а за заказ расплачивается картой. Выйдя из ресторана, она проверяет мобильный — смс об оплате и остатке на счёте мигом становится на пути её планов пройтись по магазинам. Жалование переведут только в середине месяца, а от денег, что присылал Лоренц, почти ничего не осталось. Разочарованно вздохнув, Катарина уже готова убрать телефон в карман рюкзака, как тот вновь задребезжал: новое сообщение оповещает о том, что счёт её дебетовой карты только что был пополнен неизвестным отправителем на тысячу евро. Да что же это за день такой — совпадение на совпадении, удача на удаче! И не важно, что деньги от Лоренца, более того — это даже странно, очень странно. Но Катарина заставляет себя поверить, что старый развратник просто наклюкался до беспамятства и тычет теперь по кнопкам личного кабинета на сайте банка, а утром и не вспомнит о переводе. Деньги есть, лето на носу — и сестра делает то, что сделала бы на её месте любая женщина: она отправляется обновить гардероб.
Уже вечером, в своей келье, она примеряет платье за платьем, любуясь собою в зеркале, пока сумерки не спускаются на монастрырский двор, и отражение становится едва различимым. Она потратила почти все деньги, и ей даже не было стыдно расставаться с ними. Огорчает лишь, что яркие обновки совсем некуда будет носить. А что если заявиться на праздник к Шнайдеру в светском? В целомудренном, но стильном и привлекательном? Она обязательно поинтересуется у него, и если дресс-код мероприятия позволит, так и поступит. Обессиленная примерками, сестра скидывает лёгкий джинсовый сарафан с вышивкой и в одном белье падает на постель, заваленную новенькими, ещё пахнущими магазином шмотками. Она даже не стала включать в комнате свет — день выдался настолько радостным, что она хочет испить его весь, провожая садящееся солнце взглядом, устремлённым через чистое оконное стекло, допивая последние алые лучи, благодаря этот день за то, что он был.