Элизабет Рихель возникла перед Мертвой Кэйлин сразу после того, как та очнулась в кустах под фонарным столбом. Очередное неслышное, удивительно сильное желание привело к тому, что автобус восемьдесят восьмого маршрута сбил Кэйлин, торопившуюся на свое ежедневное созерцание закатного солнца. Водитель даже не заметил глухого удара: ему давно мерещилось, будто он чуть ли не еженедельно кого-то сбивает, так что пришлось походить к психотерапевту. Доктор Рита Шпенцель убедила его, что во всем, конечно же, виноват его отец. Узнай это Мертвая Кэйлин, она бы только посмеялась: она неплохо знала родителей этого парня, они часто давали ей деньги за уборку осенней листвы с лужайки.
Маленькую Элизабет Кэйлин тоже знала довольно давно: они жили на одной улице. Отец девочки Кэйлин не нравился – насчет лучшего мира он слегка приврал, – но сама мисс Рихель была разумной леди, что и доказала сразу же, едва увидела хромавшую за забором знакомую в забрызганной кровью юбке и порванной рубашке.
– Лиам рассказал, как тебя на заднем крыльце его дома загрыз волк. Клялся, что клыки были «вот такенные» и кровь повсюду… Еще и заикался. Я думала, он не врал.
– Привет, Элиза! – Кэйлин знала, что Элизабет не любит, когда ее имя сокращают до почти вульгарного «Бэтси» или «Лиззи». – Лиам, конечно, славный мальчик, но воображение у него чересчур богатое.
– У тебя тут стекло торчит. – Элиза пальцем указала себе на висок.
Кэйлин, словно в этом не было ничего необычного, вытащила из головы осколок. Автобус задел ее лишь слегка, но как же неудачно разбилось зеркало заднего вида.
– О, спасибо.
– Так ты мертвая?
– Скорее умирающая. По несколько раз на дню… Умирающий джинн Мэпллэйра. Хех. Сейчас вот отец Тома слишком сильно захотел новую жену, например…
– Так на тебя загадывают желание, и ты… – Элизабет изобразила накидывающуюся на шею петлю. – Как падающая звезда.
Кэйлин невольно улыбнулась и тут же поморщилась – парочки зубов не хватало. Но сравнение ей понравилось.
– Звезда… Окровавленная и в порванной майке… Прямо как в шоу-бизнесе. Забавно. Как твои кошки, Элиза?
Мисс Рихель кинула взгляд на белый забор, который огораживал участок ее дома: там рядом были похоронены Снежинка и Бабочка. Их тени гонялись по траве друг за другом неподалеку от надгробий; под призрачными лапами не пригибалась ни одна травинка.
– Пушок совсем старый. Думаю, скоро будет играть на полянке вместе со Снежинкой и Бабочкой. – Элиза вздохнула.
– Жаль его… – Кэйлин чуть-чуть помолчала, а потом задумчиво стала накручивать на палец локон светлых волос, не замечая, что тот пачкается в крови. – А я вот зрение никак не разовью. Слышать умею, а видеть – нет, сэр. Повезло тебе.
Элизабет пожала плечами.
– У меня на глазах умерла мама. Не думаю, что этому стоит завидовать.
Кэйлин поперхнулась – то ли воздухом, то ли остатками страха.
– Прости, я не… – Она услышала громкое мяуканье, потом шипение. – Можешь загадать желание за мою бестактность.
…Элизабет Рихель была странным ребенком – а то и самым странным жителем Золотой улицы, – но помочь ей Кэйлин считала довольно благородным делом. В конце концов, разве можно судить о чьей-то странности, если ты мертвый джинн с кучей проблем? И умирать в этот раз было даже не больно: по воле Провидения Кэйлин просто перестала дышать на несколько минут.
Мертвая Кэйлин регулярно посещала свою могилу.
Вот и теперь ноги – окровавленные, со сломанными от удара ногтями, обутые в рваные чешки, – сами привели ее на мост. Серый бетон и выпирающие железные штыри заливал оранжевый свет заходящего солнца; пыльные листья поникли от выдыхаемых машинами выхлопов. На бордюрах прибавилось надписей, но в целом мост ничем не отличался от того, с которого потерявшая (или так и не нашедшая?) смысл Кэйлин упала несколько лет назад. С тех пор она не выросла ни на дюйм, не проспала ни часа, но все так же жила в доме на холме и ходила в университет. Словно ничего не изменилось.
За спиной вдруг раздались шаги. Кэйлин обернулась и услышала незнакомый голос:
– Это вы Кэйлинна Нод? Та самая, про которую говорят… Мне нужна ваша помощь.
Последнее предложение незнакомец выдохнул совсем тихо, словно ни разу в жизни ничего ни у кого не просил.
Солнце зашло, и Мэпллэйр нырнул в чернильные сумерки.