Я видел, как из развалин выносили трупы, за день насчитал 167. Стоял мороз минус 10, но трупный запах все равно был. Солдаты несли их в центр опознания, переговаривались, хохотали над чем-то. Это жизнь. Человек интересен в своих экстремальных проявлениях.
Потом, помню, мы пробивались через Балканы. Порой военные нам говорили: эту долину надо проезжать на максимальной скорости. Даже если кого-то ранят, не останавливайтесь — добьют: в лесу окопались большие силы противника, есть снайперы. Мы проезжали через разные деревни: румынскую, венгерскую, цыганскую, русинов и прочая. У каждой деревни было свое ополчение. Ополченцы часто были нетрезвые, при этом руки держали на спусковых крючках. Очень нервно было. Наконец переехали мост через Дунай — а там спокойненько идут охотники с собаками, на зайцев охотятся. Каждому — свое.
Я участвовал в трех сербских войнах. Познакомился практически со всеми, кого сейчас держат в Гаагской тюрьме, — и с Радованом Караджичем, и с Ратко Младичем, и с многими другими, более умеренными лидерами. В 1992 году, после войны в Вуковаре, познакомился с Воиславом Шешелем, встречался с ним несколько раз. Ходил, смотрел и расспрашивал о том, как все происходит в его Радикальной партии. Это была интересная националистическая сербская организация, ее незадолго до этого основали, при этом уже имели вторую по численности после коммунистов фракцию в парламенте. Смотрел я на все это и думал: ну вот же, он может, и я должен. Я же видел, что советы, которые я рассыпаю в своих статьях, русские не воспринимают. Читают, но не понимают и не могут воплотить их в жизнь. Понял, что должен вмешаться в российскую политику сам.
— Со Слободаном Милошевичем довелось познакомиться?
— Он меня принимал в своей резиденции в 1992-м, было телевидение. Думаю, в это время ему важно было продемонстрировать поддержку русских. Хочешь не хочешь, он был вождем своего народа в самый тяжелый период его истории. Конечно, он был коммуняка — абсолютно из того же теста, что и наши серокостюмные коммунистические вожди. И у него были принципы. Например, он никогда не опускался до терроризма, хотя в его окружении были люди, склонные такое советовать. Мол, у нас такая огромная сербская диаспора за рубежом, что мы могли бы устроить в том же Берлине или Париже изрядные неприятности. Но он никогда не соглашался. Он был умеренный, что бы там языками ни трепали. Он, например, добровольно ушел из Словении — вывел армию и приказал не сопротивляться.
— Зато в Хорватии оттянулся.
— Хорватию вооружил Запад. Была откровенная помощь с территории Австрии, Венгрии. В бывших советских городках Венгрии тренировали хорватских добровольцев.
Одно дело, что писали и говорили в Европе, другое — что было на самом деле. А на самом деле когда Германия благодаря Горбачеву воссоединилась в 1990-м, то она стала всячески и планомерно втягивать в сферу своего влияния бывшие австро-венгерские территории, которые считала своими. Накачивала их оружием. Первые кровавые события на территории Югославии, это Борово-Село, были в мае 1991 года — менее чем через год после воссоединения Германии. Американцы, кстати, долгое время не ввязывались в эту историю.
Сербия не была агрессивным государством. Это была чисто балканская история: там люди живут врассыпную, по принципу лоскутного одеяла, и сербы имели такие же права на существование на тех землях, которые они пытались удержать. Скажем, в Хорватии у них стоят старые православные монастыри, им по 600 лет, у них там похоронено много поколений. Чего ради они должны были уходить?
Я считаю свою позицию в этом вопросе достойной. Меня никогда не смущало то, что большинство — и в журналистских кругах той же Франции, и в общественном мнении Запада в целом — было против меня. И сегодня меня это тоже не смущает. Я продолжаю говорить: я — друг моих друзей, которые сидят в Гаагской тюрьме. Считаю, что Гаагская тюрьма отвратительна, что Гаагский трибунал не имеет никакого юридического права, потому что он предубежден против сербов, объявляет их военными преступниками. Почему никто не судит Буша-младшего и старшего за вторжение в Ирак, за уничтожение многих стран?