— Никто никого не обманул. Просто многие люди не сумели распорядиться ценными бумагами. Кто вложился в паевые фонды, немного получил. Кто вложил к себе на предприятие, тоже получил немножко… Это ерунда, когда говорят, что врачи, учителя и пенсионеры не могли вложить свои ваучеры в предприятия. У каждого есть родственники или друзья, работающие на производстве. Найти можно было… Только требовалось в тот момент не сидеть на заднице ровно, а крутиться, искать, куда бумаги вкладывать. Либо надо было осознать, что ты не можешь это сделать, и подгадать выгодный момент, чтобы ваучер поинтереснее продать.
— При этом у одного ваучер, проклинаемый до сих пор восьмьюдесятью процентами российского населения, «весил» бутылку паленой водки, а у другого — металлургический комбинат.
— Выделенный тебе один ваучер не мог являться средством обогащения. Это входной билет в рынок, лакмусовая бумажка способностей каждого гражданина как делового человека. Скажу по секрету: ваучеров принято было больше, чем ранее роздано. Впрочем, это все равно немного. Если бы ввели именные счета, как поначалу предлагали, толку было бы еще меньше, а обмана — больше. Он — именной, этот счет, но ты же его все равно продашь в конце концов. А это идеальная почва для махинаций… Нет, с ваучерами все было вполне законно.
Другое дело, что при «ваучеризации всей страны» была совершена грубейшая ошибка. Самое обидное, мы о ней знали, но поделать ничего не могли, ведь правительство Гайдара реально находилось у власти всего пять месяцев… Судите сами: если мы вкладываем в стоимость приватизационной бумаги все имущество предприятия, цена этой акции поднимается выше. Когда мы определяли эту цену, мы были уверены, что нам дадут зачислить сюда вместе с собственностью предприятия и землю, на которой оно стоит. Тогда бы цена ваучера значительно подскочила. Но вот землю-то нам никак не хотели отдавать.
Было невозможно прошибить ни Ельцина, ни Черномырдина. Тогда мы предложили сделать землю, территорию завода или фабрики, средством залога предприятия. Что представляли собой постсоветские заводы? Набор полуразрушенных зданий и ржавого железа — хлам. А под землю предприятие могло бы взять кредит, получить средства в оборот и начать развитие. Ан нет!.. Позднее, когда Черномырдин уже уйдет с руководящей работы, он признается, что был тогда не прав.
Второй ошибкой было закрепление за государством пакетов акций. И что получилось? Парадокс: вся приватизация прошла быстро, а приватизация каждого предприятия как такового длилась долго. Пока государство держит у себя контрольный пакет, ты не можешь сделать эмиссию ценных бумаг. Иначе инвестор должен заплатить государству за его пакет. Другими словами: пока есть госпакет, предприятие не может привлечь со стороны никакие деньги, кроме государственных.
— Госкапитализм, получается. Ничего необычного, ведь недра у нас как были, так и остались государственными.
— Да, и еще у государства — лицензия на их эксплуатацию. Другое дело, что должно быть реальное лицензирование, а не то, что сейчас у нас, — вход в профессию. Лицензия — это механизм регулирования. Но чем большими богатствами государство владеет, тем хуже регулирует. Скажем, ты — государственный служащий, который отвечает за определенную отрасль. В нее входят как частные предприятия, так и государственные. Чтобы удержаться в своем кресле и выглядеть хорошо в глазах начальства, ты начинаешь поощрять развитие госпредприятий. Это закономерно: ты же за них отвечаешь.
— Догадываюсь, вы сейчас заговорите о коррупционной составляющей…
— Пока в такой схеме никакой коррупции нет. Но все равно ты создаешь преференции только для одной части рынка. Зачем госсектору хорошо управляться, модернизироваться, когда у него и так есть преимущества. Он при любых раскладах у всех выигрывает. Аксиома: чем больше у тебя госпредприятий, тем меньше возможностей их жестко регулировать. Если под контролем чиновника находится сектор экономики, который весь частный, и функционер какому-то предприятию отдает предпочтение, его тут же заподозрят в коррупции и поднимут всем миром на вилы. Рынок сам по себе ратует против откатов: уровень коррупции снижается, когда все частники участвуют в рынке. Когда же еще есть и госсектор, все существенно меняется. Уровень коррупции возрастает во много крат: частник старается прийти хотя бы в равные условия с госсектором. Когда все предприятия в рынке, они саморегулируются. Но стоит только появиться государству-монополисту…