— Бороду отпустить не пробовали, Василий? Или хотя бы усы?
— Для пущей солидности? Думал, но понял, что вряд ли поможет. Мне и законные годы не дают, всегда думают, что еще моложе. На тему моего возраста начали шутить давно и продолжают до сих пор.
— Слышал, вас называют Зельдиным наоборот. Дескать, так долго на сцене не живут и так рано не начинают…
— Вспоминаю, как знакомился с Юрием Темиркановым, и тот, окинув меня взглядом с ног до головы, сказал с непередаваемым акцентом: «Рановато начал…» В моем случае обычно сравнивают количество поставленных спектаклей с прожитыми годами.
— А сколько, кстати, у вас постановок?
— С десяток наберется.
— Ну да, только в Мариинке семь.
— Если не восемь. С учетом «Русалки», премьера которой состоялась в конце мая… Годы и несолидная для оперного режиссера внешность — мой бич. Недавно помогал Наталье Водяновой, которая раз в два года организовывает благотворительный бал, собирая деньги для фонда помощи детям-аутистам и страдающим синдромом Дауна. Последний такой вечер проходил в Опере Монте-Карло. Участвовали Валерий Гергиев, Диана Вишнёва, Максим Венгеров, Ильдар Абдразаков... Я рассчитывал отсидеться за кулисами, но английский комик Джеймс Корден, который вел программу, в финале пригласил меня на сцену. Первая его шутка была: He looks like twelve, but he is very successful! Мол, он выглядит, как двенадцатилетний, но уже успешен. Джеймс закончил: Get out, boy! Свободен, парень! Так обычно сынкам говорят. И небрежно подтолкнул меня со сцены. И я понял: даже если остроумный англичанин начинает с возраста, никуда не деться. Остается нести крест. Думаю, и на гробовой доске, когда скончаюсь лет в семьдесят, если, конечно, доживу, напишут: «Бывший вундеркинд Вася Бархатов…»
— Но ведь это правда: были самым молодым оперным режиссером, стали самым молодым худруком оперы.
— Мой приход в Михайловский театр со стороны, наверное, выглядит неким экспромтом, спонтанным решением, хотя понадобилось немало времени, чтобы мы с Кехманом синхронизировались, как два айфона, и договорились о дальнейших совместных шагах.
— До «Летучего голландца» вы же здесь ничего не делали?
— С Михайловским театром раньше сталкивался лишь однажды: когда готовил юбилей Елены Образцовой. Я был совсем молодой и крепко, на мой взгляд, напортачил. Знаете, студенты часто допускают такую ошибку: им кажется, если придумал нечто интересное, уже и осуществил. Словом, в тот раз я сработал не шибко профессионально, но, слава богу, именинница осталась довольна… Надо сказать, я никогда не стремился возглавить труппу какого-либо театра, меня вполне устраивала роль вольного стрелка, который проживает такие одноразовые истории, ставя сегодня спектакль здесь, а завтра — там. Впрочем, и нынешний контракт с Михайловским не требует моего ежедневного присутствия в театре. Разумеется, буду проводить в нем много времени, но не в режиме с девяти утра до шести вечера.
— Вы ведь подписались на три сезона, до возраста Христа?
— Надеюсь, не распнут… Ближайшей моей премьерой должна стать опера «Немаяковский» московского композитора Алексея Сюмака. Это рассказ не о жизни Владимира Владимировича, а о том, что происходило после его смерти. Собственно, события на сцене и начинаются с выстрела из пистолета… Скорее всего, премьера случится в будущем феврале. В конце сезона хочу перенести на сцену Михайловского постановку «Евгения Онегина» из Литовской национальной оперы, но, разумеется, не делать это механически. Все-таки тот спектакль я выпускал в 2012-м.
Если интересно, могу объяснить, почему согласился на предложение Михайловского. Переговоры шли два года, я много работал, ставил в других театрах, успел побыть членом Общественной палаты и выйти из нее, попал в Совет по культуре при президенте и выпал из него… Я искал способ защиты интересов молодых режиссеров и композиторов, но в итоге понял, что не там ищу. Есть люди, заточенные на достижение конкретных целей через публичную политику, однако я не из их числа. Конечно, можно было бы сильно напрячься и изобразить из себя серьезного номенклатурного работника, только, боюсь, все равно не получилось бы.
— Так вы вышли добровольно?