Помимо этого у меня есть «Ямаха» 200-сильная. Зову ее «Кувалдой» — такая же тяжелая и плохо управляемая. Этот мотоцикл можно назвать серийным дрэгстером — знаешь, специально строят такие мотоциклы для участия в скоростных соревнованиях на прямой со стартом с места, ну а этот серийный с повадками дрэгстера. На самом деле мне западло ездить на стандартных мотоциклах, я обязательно должен с ними что-то сделать, но пока нет специалистов, чтобы изменить «Кувалду» так, как я хочу. В этом плане мне очень хорошо удалось переделать «Хонду», она приобрела такой брутальный вид, под стать тому бензовозу, который является брендом байк-шоу. Безусловно, у меня есть и «Харлей» европейской сборки.
— Почему в России не выпускают мотоциклы, как ты считаешь?
— России нужен свой мотоцикл. Была попытка создать его на уральском заводе, мы тогда даже удостоились титула «Бренд года». Это проект «Волк», очень достойный, сверхуспешный, во многих странах хотели его реализовывать. Тот байк был носителем нашей идеологии. Но, к сожалению, не все от меня зависело, потому что владельцем завода был не я. Завод потерял владельца, проект загнулся. Получилось как в «Собачьем сердце»: вначале рабочие запели хором, потом понесли оборудование, потом полопались трубы отопления, потом заколотили парадные и стали ходить через черный ход. Сейчас завод выпускает мелкосерийную продукцию. Но она абсолютно неконкурентоспособна внутри страны — мотоцикл стоит порядка 10 тысяч долларов. Это не значит, что мы оставили попытки, я все равно доведу дело до конца, и в России обязательно будет свой мотоцикл. У меня на эмблеме написано «Будущее важнее настоящего». Все, что задумано, обязательно сбудется.
Григорий Санин
Екатерина Маслова
Екатерина Маслова
Укротитель Дракона / Искусство и культура / Спецпроект
У «Ленкома» есть своя стена плача с фотографиями ушедших и незаменимых — Евгений Леонов, Татьяна Пельтцер, Олег Шейнцис… Недавняя потеря Александра Абдулова и Олега Янковского, во многом державших на себе репертуар, плюс фактический уход со сцены Николая Караченцова могли подкосить театр, но этого не случилось. На старые роли введены новые исполнители, и, хотя часть названий исчезла с афиш, появились другие. Лишь одна строка не меняется вот уже тридцать восемь лет — фамилия главного режиссера «Ленкома»…
— Как вам удалось, Марк Анатольевич, столько лет скользить по грани и не свернуть шею?
— Недоработка советской системы! Не так давно ушедший из жизни Виталий Вульф, который знал все и обо всех, рассказывал мне собственную версию событий. После того как в Театре сатиры под запрет попали мои первые самостоятельные спектакли на профессиональной сцене — «Доходное место» и «Банкет», третий прокол мог оказаться роковым. Андрей Гончаров пригласил меня в Театр имени Маяковского, которым уже руководил. Решили ставить «Разгром» Фадеева, но и эта работа оказалась под угрозой закрытия. Начальству не понравилось, что партизанским отрядом командует человек по фамилии Левинсон, а играет его артист Джигарханян. И тут вмешалось провидение. Великая актриса Ангелина Степанова мирно беседовала по телефону с подругой, не менее прославленной Марией Бабановой, разговор плавно катил к финалу, когда вдова Фадеева Ангелина Иосифовна между делом поинтересовалась: «Что у вас новенького?» Служившая с 1927 года в Театре Маяковского Мария Ивановна ответила: «Да вот пришел хороший мальчик, репетировал «Разгром» твоего Саши. Получилось складно, но спектакль, кажется, зарубят, комиссия его не принимает». Степанова возмутилась: «Кто посмел поднять руку на роман председателя Союза писателей СССР?!» Ангелина Иосифовна по стоявшей у нее дома вертушке позвонила могущественному человеку, секретарю ЦК партии по идеологии Суслову и пригласила того в театр. Михаил Андреевич пришел. Поскольку мои умственные способности всегда отставали от завышенных эстетических потребностей, я обратил внимание, что высокий чиновник обут в калоши, которые тогда никто уже не носил. Это обстоятельство сильно меня позабавило, хотя на самом деле думать следовало не о гардеробе гостя, а что от его слов зависит мое будущее. Суслов смирно сидел в ложе, а в конце спектакля встал и громко зааплодировал. Через день «Правда» опубликовала восторженную рецензию об идейно-политическом успехе театра и молодого режиссера Захарова. Так чаша весов качнулась в мою пользу. Хотя многократно случались откаты и в обратную сторону. «Доходное место» запретила министр культуры Фурцева, но к тому моменту спектакль сыграли сорок раз, он успел обрасти легендами. Олег Ефремов сказал мне: «Не расстраивайся, старик! Благодаря скандалу о тебе узнала театральная Москва!» Нет, я не в обиде на Екатерину Алексеевну. Гораздо больше мешали и вредили другие. Был в Главлите полковник Иванов. Одиозная личность! Он регулярно названивал в управление культуры МГК КПСС Валерию Шадрину, который сейчас руководит Международным фестивалем имени Чехова, и требовал, чтобы тот нашел на меня управу. «Солженицына из страны выслали, Любимова гражданства лишили, а с Захаровым справиться не можете! Пожестче с ним, пожестче! Нечего миндальничать!» — инструктировал Иванов. Шадрин говорил цензору в погонах что-то такое успокоительное, но окончательно меня не душил и даже разрешил сыграть «Трех девушек в голубом». Правда, лишь спустя четыре года после начала репетиций спектакля…