— Может, еще и потому, что власть нажимает? Ведь именно Дума сделала так, что митинги в России имеют не заявительный, а фактически разрешительный характер...
— А как же иначе? Ведь власть и желающие выйти на демонстрацию должны найти компромисс по условиям проведения акции. Перед 15 декабря было предложено несколько вариантов, но организаторам они не подошли. Все сделали по-своему. Хотя собралось не так много народу...
— В последнем докладе Центра стратегических разработок говорится, что общество пребывает в состоянии депрессии...
— По вашему взгляду я не заметил, что вы в депрессии, а журналисты — часть общества... Я не доверяю этому исследованию. Знаю, что при его подготовке была какая-то малопонятная история. Похоже, это личное мнение Михаила Эгоновича Дмитриева.
— Насколько реальность оправдала ваши личные надежды на этот год?
— Реальность к ожиданиям довольно близка. Хотя опыта работы в качестве спикера или депутата у меня до этого не было. Прежде я руководил большими коллективами и в правительстве, и в администрации президента. И имел все основания чувствовать себя уверенным и здесь, на Охотном Ряду. Шока у меня не было. Да, пришлось овладеть некоторыми технологическими особенностями ведения заседания...
— Пультом председателя научиться пользоваться?
— Им самым. Сидеть за ним — это совсем иное, нежели вести заседание где-нибудь еще. Мне кажется, я успешно освоил эту техническую премудрость. Куда сложнее оказалось найти аргументы, дабы мотивировать депутатов на достижение цели. В Думе коллектив яркий, творческий, тем сложнее и интереснее моя работа. Мотивировать депутата должно осознание того факта, что он уполномочен сотнями людей представлять их интересы.
— Какое ощущение превалировало: вы — учитель в неспокойных классах или первый среди равных?
— Спикер — это депутат с такими же правами, как и другие, хотя есть и особенности — в его полномочиях. Но я ими не злоупотребляю. Хотя лучше спросите об этом у коллег-депутатов.
— У вас есть объяснение тому, что Дума действительно стала местом для дискуссий за этот год?
— А иначе и быть не могло. Общество вступило в новый этап развития, изменилась общественно-политическая ситуация. Дума просто не могла оставаться прежней! Вот депутаты и выдали за это время массу новостных поводов, которые обсуждала вся страна. Я думаю, что это хорошо, это повышает авторитет Госдумы как органа власти.
— Изменение имиджа Думы тождественно изменению вашего личного имиджа?
— Не уверен, что мне надо его менять. Я никогда не пользовался услугами имиджмейкера и не планирую этого делать. Другое дело, что я, конечно, адаптировался к новым условиям работы, перейдя с менее публичных должностей на место спикера Госдумы. Эта работа требует большей открытости, общения с экспертным сообществом.
— Не все принятое Думой было оценено обществом положительно. Думские инициативы все чаще становятся предметом жалоб в Конституционный суд. Сиюминутная политическая конъюнктура превалирует?
— Странно было бы, если бы все без исключения одинаково оценивали принимаемые Думой законы. Разве что в Северной Корее общество единодушно в своем отношении к власти. Нам этого не нужно. Другое дело, какая часть российского общества поддерживает власть, а какая нет? Ответ очевиден: депутаты избраны в массе своей девяносто тремя процентами граждан России, которые пришли на избирательные участки. И в том, что оппозиция внутри Думы часто выступает против, нет ничего необычного: законы принимаются большинством.
— А как же учитывать мнение меньшинства?
— При обсуждении.
— Оно было учтено при принятии, например, поправок к законам о митингах или о выборах губернаторов?
— Оно было принято во внимание. Окончательное решение всегда принимается с помощью самой демократической процедуры — голосования.
— Оппозиция так не считает. Запад с ней солидарен: достаточно вспомнить резолюцию ПАСЕ в октябре. Вы, кстати, как будете строить отношения с ассамблеей в будущем году?
— ПАСЕ — уникальная организация с неиспользованным потенциалом. Она же создавалась для диалога, а не для конфронтации. Меня удивляет заданность позиции отдельных членов ПАСЕ в том, что касается России. Взять тот же закон о митингах: его нормы во многом опирались на опыт других стран. Но нас критикуют! Или закон об НКО: мы тоже позаимствовали западные нормы. Но почему ПАСЕ и Венецианская комиссия столько лет не возмущались существованием таких норм в европейских государствах, а стоило их ввести в России, как тут же поднялся шум. Ну разве это не цинично? Но с ПАСЕ мы будем работать, я не исключаю возможности своей поездки в Страсбург. Как там будут готовы, так я и поеду...