В этой ситуации проект «Гражданин поэт» стал по-настоящему серьезным прорывом. В нем задействован очень талантливый автор. Не всегда однозначный, но даровитый и образованный поэт Дима Быков, а также блестящий актер Михаил Ефремов, который все озвучивает. В этом проекте есть политическая сатира с хорошей такой издевкой, иногда злой, иногда не очень. Она заставила огромное количество людей опомниться, посмотреть вокруг и сказать: «Ого-го, ребята! Не все так весело». Оказывается, можно кусать даже самых высокопоставленных людей и их политиков. И смотрите, как это здорово.
Любопытно, что «Гражданин поэт» все-таки стал известен в основном через концерты и Cеть. Начиналось все именно с концертов. Наиболее прогрессивная часть публики, которая соскучилась по настоящей политической сатире, стала быстро заполнять залы. Идея пользовалась большим успехом не только у наших зрителей. Я знаю, что благодаря Интернету эти программы смотрит наше русскоязычное население и в Америке, и во всем мире. И получает огромное удовольствие.
Почему сейчас объявлены финальные концерты? Не знаю. Может быть, это боязнь исчерпанности, самоповтора. Но меньше всего хотелось бы думать, что был мягкий намек со стороны властей предержащих: ребята, вы немножко заигрались, давайте-ка поаккуратнее, иначе у вас будут неприятности... Не исключаю, хотя не уверен. Но как бы там ни было, не этим ли сатира и живет?
На высоте / Спорт / Exclusive
На высоте
/ Спорт / Exclusive
Сергей Бубка: «Я часто думал над тем, куда подевались многие знаменитости после ухода из спорта. Потом понял: они просто не готовили себя к завтрашнему дню. Ждали, что все им принесут на блюдечке с голубой каемочкой. И начать все с нуля просто не смогли»
Его титулы говорят сами за себя — олимпийский чемпион, обладатель 35 мировых рекордов, единственный в истории легкой атлетики шестикратный чемпион планеты. Наконец, первый человек, прыгнувший с шестом выше шести метров. Это именно его — Сергея Бубку — бывший президент Международного олимпийского комитета (МОК) Хуан Антонио Самаранч назвал самым выдающимся спортсменом современности. Сегодня великий прыгун по-прежнему при деле: он занимает сразу несколько высоких должностей — член МОК, вице-президент Международной ассоциации легкоатлетических федераций (ИААФ), глава Олимпийского комитета Украины. Как оставаться на высоте после окончания спортивной карьеры? Об этом и был наш разговор.
— Сергей Назарович, болельщики хорошо помнят ваши выступления. А вот ушли из спорта для многих вы как-то незаметно.
— Знаете, в свое время я часто думал над тем, куда подевались многие знаменитости после ухода из спорта. Потом понял: они просто не готовили себя к завтрашнему дню. Думали, что чемпионские звания автоматически сделают их успешными и в обычной жизни. Подсознательно ждали, что все свалится с неба или им все принесут на блюдечке с голубой каемочкой. И начать снова, с нуля, просто не смогли. Я всегда старался делать выводы из чужих ошибок. Видел, какие проблемы испытывали с трудоустройством другие, и понял: свой уход нужно готовить. Расцвет моей карьеры пришелся на период перестройки. Тогда мы начали много выезжать за рубеж, и я смотрел по сторонам и учился. За границей увидел, что многие атлеты параллельно со спортом начинают заниматься бизнесом, и решил пойти по их стопам. В 1990-м создал «Клуб Сергея Бубки»: написал заявление, что отказываюсь от стипендии Госкомспорта, и ушел работать в Центр научно-технического творчества молодежи. А потом, в середине 90-х, в Международном олимпийском комитете начались реформы: по инициативе тогдашнего президента МОК Хуана Антонио Самаранча была создана комиссия спортсменов. В 1996 году меня избрали в ее состав, и это стало первым шагом на моем пути спортивного функционера. В 2000-м я участвовал в Олимпиаде в Сиднее, после чего решил закончить выступления. Благо мне было чем заняться. Начал, например, организовывать соревнования «Звезды шеста».
— Как тогдашнее спортивное руководство воспринимало эти ваши самостоятельные шаги?
— Болезненно, ведь я подавал пример другим. К тому же как раз в то время сначала Гарри Каспаров поднял вопрос, почему государство забирает наши призовые, потом начался скандал из-за отъезда Фетисова с Ларионовым в НХЛ, свой голос подали теннисисты. Я не хотел ни с кем воевать, просто пошел своей дорогой. В ответ пошел накат. Скажем, в 1990 году в Сиэтле проходили Игры доброй воли. Меня в состав сборной не включили из-за якобы полученной травмы, так и сказали: «Ты не едешь». А потом, буквально за несколько дней до старта, заявили: «Собирайся». Я начал отказываться, мол, не хочу рисковать своим именем. Нет, настаивают: собирайся. Потом-то я узнал, что американцы включили в контракт отдельный пункт: если Бубки не будет, Госкомспорт недополучит значительную сумму...
Времена были сложные. До сих пор хорошо помню путч 1991 года: я вылетал из Москвы в Японию. Когда ехал в Шереметьево, навстречу по Ленинградскому шоссе шла большая колонна танков. Машин 50—60, которые мололи асфальт в пыль. В аэропорту мы все гадали: выпустят — не выпустят. Но еще больше переживали, что будет дальше. Приземляемся в Токио, меня просят выйти из самолета первым. Оказывается, в аэропорту собралось огромное количество репортеров, которые ждали моих комментариев. Но что я им мог сказать? Сам ведь толком ничего не знал…
— С западными журналистами общались на английском? Тогда из советских спортсменов иностранными языками владели единицы.
— Английский я освоил самостоятельно. В школе мы учили язык, но после выпуска я на нем так и не заговорил. В начале карьеры думал, что это не важно, обойдусь. Но потом понял: без английского — никак. Ко мне обращались с вопросами журналисты, затевали разговор коллеги-спортсмены. А я слова сказать не мог, сидел сычом в углу. Купил самоучитель, начал заниматься с товарищем после тренировок. Поначалу стеснялся говорить, потом привык. Так и выучил.
— Вы производите впечатление открытого и очень доброжелательного человека. Почему же раньше вас считали замкнутым и даже высокомерным?
— Я всегда старался относиться к коллегам корректно. Если кто-то из спортсменов независимо от национальной принадлежности терял шесты — давал ему свои. И отношения в секторе у меня всегда были нормальными. Единственный инцидент на моей памяти произошел с россиянином Максимом Тарасовым на чемпионате мира в 1997 году. Я разминался на тренировочном поле. Подошел Максим, мы поздоровались. Но он захотел пожать мне руку, а я вежливо отказался. Сказал, давай руки пожмем на пьедестале. Знал, что он протягивал ладонь не с добрыми намерениями. Относительно таких вещей я был уже ученый. Через рукопожатие могла произойти утечка энергии, да и сглаз. Максим обиделся, потом в газетах начал рассказывать о моем высокомерии.
— Про сглаз — это вы серьезно?
— Более чем. Об этом мне рассказывали психологи, с которыми я занимался. Они же учили, как упорядочивать мысли накануне выступления, о чем думать в паузах перед прыжком. Знаете, невозможно расплескивать энергию, а потом каждый раз настраиваться заново. Спортсмен должен быть как сосуд: выдал немного эмоций и снова закрылся. С этой точки зрения работа с психологами была полезной. Хотя я тяжело поддавался их влиянию. У меня очень сильная психика, на нее воздействовать трудно.