Попыткам свести воедино или согласовать между собой различные евангельские свидетельства я предпочитаю сопоставление взглядов на Иуду как на «одного из нас» Марка и Матфея и его порицаемых образов как представителя «одного из них» Луки и Иоанна. Ведь именно это несоответствие в отношении к Иуде евангелистов закладывает основу для дальнейшего развития образа Иуды в культуре. Хотя эволюцию его образа со времен Средневековья до наших дней можно трактовать как своего рода поздние midrash (комментарии) к Новому Завету или его редактирование, т.е. расширение или правка. Равно, как и средневековых переписчиков и светских художников, обращавшихся к евангельским сюжетам, можно уподобить либо благочестивым корректорам, либо безбожным «редакторам» оригинальных, древних текстов.
Ведь они неизбежно соединяли воедино в своем сознании четыре свидетельства, расходящиеся едва ли не по всем аспектам, связанным с Иудой и сыгранной им ролью. А при любой попытке согласовать или соединить воедино евангельские повествования, как это было в послебиблейские времена, неясные или противоречащие друг другу фрагменты приходится объяснять, согласовывать, вычеркивать или вовсе предавать забвению. Вот и получается, что множественная личность Иуды обязана своим существованием многочисленным рассказчикам, выкладывающим из отдельных частей головоломки различные образы сообразно своему видению проблемы и воображению. И породили эту множественную личность Иуды — своенравного апостола, осужденной жертвы, ненавидимого изгоя — авторы канонических Евангелий. Разные «ипостаси» личности Иуды сосуществуют подобно тому, как в лицах Пикассо совмещаются несколько носов или ртов. Потому Иуда многолик, и каждый из его ликов высвечивается под определенным углом зрения. И эта множественность перспектив предсказывает уже в библейские времена превращение Иуды на средневековых и ренессансных полотнах в любовника Иисуса, а в художественной литературе XIX и XX вв. — в героического помощника и спасителя великого дела Учителя. Чтобы понять, как складывался этот коллаж из разных, но соотносимых портретов Иуды, я перехожу — не как специалист по древней истории, религии или лингвистике, а как исследователь текста — к сравнительному анализу Евангелий в хронологическом порядке их составления.
Заблудший апостол у Марка
Самая впечатляющая и сатирическая черта Иуды у Марка — это его сходство с другими апостолами: в том, как он был избран в ученики Иисуса, в своем служении, в своем общении с Иисусом, в своем неверии и в своей неверности. Эта схожесть, общность с другими Иуды усиливает одиночество Иисуса, Его ранимость и страдания в Евангелии от Марка. До того как Иуда впервые упоминается в этом самом раннем из Евангелий, Иисус уже «крестился от Иоанна в Иордане» (1:9) и слышал глас Бога с небес: «Ты Сын Мой Возлюбленный» (1:11); Он преодолел искушение Сатаны и уже собирал огромные толпы людей, наблюдавших, как Иисус изгоняет «духов нечистых», излечивает горячку, исцеляет прокаженного «расслабленного» (парализованного) и «сухорукого». Однако это Его последнее чудо, сотворенное в субботу, побудило фарисеев обвинить Его (3:6). Но люди продолжали приходить к Нему «в великом множестве», чтобы слушать Его притчи, хотя ни они, ни семья Его, ни ученики не разумели до конца Его иносказательные поучения (4:10-13, 3:21). Современные исследователи убеждены, что так было потому, что Иисус у Марка верит в то, что Он должен хранить в тайне свои устремления стать Мессией, скрывать Свою мессианскую роль.
Впервые упомянутый Марком в перечне двенадцати, избранных Иисусом «чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять демонов» (3: 14, 15), Иуда назван в этом перечне последним и отделен от других, как «Иуда Искариотский, который и предал Его» (3: 19). Однако предлагаемый Уильямом Классеном перевод этой строки, как «Иуда Искариот, который предал Его» (глагол «paradido{ll}ni» в греческом языке означал также «передать, вручить»), несколько сглаживает определение Иуды и, соответственно, смягчает осуждающий приговор, проводящий четкое и жесткое разграничение между Иудой и другими одиннадцатью (Klassen, 47—58). «Читатель или слушатель не знает ни того, является ли “предание” Иудой Иисуса негативным актом, ни того, кому будет передан Иисус» (Saari, 45). Поскольку апостолы передают благие вести, а Бог предает грешников на вечную смерть, «предание» Иудой Иисуса, возможно, и не подразумевает вероломства и измены. А учитывая приводимое Марком утверждение Иисуса о том, что будут «последние первыми» (10: \31), помещение Иуды в самом конце перечня учеников подкрепляет двусмысленность толкования. В любом случае, Иуда несомненно входил в круг учеников Иисуса, когда Тот послал апостолов проповедовать покаяние, дав им «власть над нечистыми духами» (6:7). Иуда точно соблюдал заповеди Иисуса, не взял в дорогу ничего, кроме посоха, — ни хлеба, ни денег — и, по всей вероятности, также «изгонял многих бесов и многих больных мазал маслом и исцелял» (6: 13). По-видимому, он, как Иаков или Симон (Петр), останавливался в разных домах и стряхивал пыль с ног своих, выходя из домов, свидетельствуя против тех, кто отказался слушать Его. И почти наверняка Иуда был схож с другими одиннадцатью в их неразумении слов и поступков Иисуса (6:51-52,8:21).