— Орда противу армии государя идёт, — авторитетно заметил Келин. — С татарами я не знался, однако ж они все конные, а значит собираются атаковать Петра Алексеевича на переправах или за ними. И припасы наши их привлекают, без оных им живыми в Крым не вернуться.
— Ясное дело — татары должны будут атаковать государя, не позволяя снять осаду, а сам Карл станет город штурмовать, — сказал я. — Купно они и рассчитывают нас одолеть… Соглядатаи наши пишут, будто орды под двадцать тысяч сабель будет. Ежели не рассыплются по землям гетманским в поисках ясыря, то все они скоро здесь будут.
Ещё я подумал, что, если татарва идёт в таком количестве, значит, у них там, южнее пятидесятой параллели, дождей пока нет. Или достаточно мало, чтобы конная орда могла пройти, не увязнув по уши. Но в паре дневных переходов отсюда они гарантированно попадут в полосу непролазной распутицы, а хилая осенняя «зелёнка» вообще сойдёт на нет. И тогда начнётся гонка: кто подойдёт первым — хан или царь.
— Знает ли государь о подходе орды? — спросил Келин.
— Донесение должны были переслать также и ему, — важно ответствовал Скоропадский.
— А коли что с курьером случилось? Надобно передать ещё.
— Дело говоришь, Алексей Степанович, — кивнул я, подумав о том же. — Лучших казаков пошлю, чтоб предупредить Петра Алексеевича о подходе орды.
На том и порешили. Все разошлись — кроме Келина, который, сославшись на решение некоего приватного дела, остался в комнате.
— Что сказать хотел, Алексей Степанович? — поинтересовался я, всем видом демонстрируя усталость.
— Стало мне ведомо, будто госпожа Кочубей в опасности, — негромко сказал полковник. — Надобна ли помощь моя в сём деле?
— Чем же ты мне помочь сможешь, друже? — горько усмехнулся я. — Я, старый дурень, во всём виновен. Кашу сам заварил, сам и расхлёбывать стану.
— Среди моих солдат есть довольно ловкие, чтоб госпожу Кочубей выкрасть, коли она явится в шведском лагере.
— Спасибо тебе, Алексей Степанович, — я слабо верил в возможности его солдат на поприще тайных военных операций, но шанс в один процент — это всё равно больше нуля. — Поглядим, точно ли она там явится, и ежели да, то что Карл скажет. Положимся на мой язык: постараюсь его заболтать, потяну время. А там, глядишь, и государь с армией подойдёт.
— Как вам будет угодно, гетман, однако ж сделайте милость, держите в уме моё предложение…
Кивнул. А что мне ещё оставалось делать? У него далеко не спецназ, это я знал точно. Ребята стойкие в обороне, дело своё знают, но вот точечными операциями по похищению нужных людей здесь особо не балуются. Не благородно. А значит, придётся мне включить «режим Мазепы» на всю катушку…
Взгляд со стороны
Короля буквально трясло от ярости.
— Вы изволили ослушаться меня! — рявкнул он, словно на провинившегося фельдфебеля.
— Ваше величество изволили высказать неудовольствие по поводу применения столь недостойных методов к знатным персонам, — льстиво улыбаясь и кланяясь, ответил бывший генеральный писарь. — Однако осмелюсь заметить, что если господин гетман и относится к ясновельможным, то означенная дама принадлежит к благородному сословию лишь отчасти, благодаря заслугам своего отца. О природном шляхетстве говорить здесь не приходится.
— Вы лжёте, — заявил король. — Не смейте более показываться мне на глаза!
— Но что делать с дамой и её свитой, ваше величество? — поинтересовался Рёншельт. — Отправить обратно?
— Насколько многочисленна её свита?
— Две служанки, ваше величество.
— Трёх женщин в лагере я как-нибудь переживу… Распорядитесь, чтобы даму устроили в отдельной палатке, со всем приличествующим её званию уважением. Письмо гетману я сам составлю, раз уж выпал такой случай… И чтобы этих двух господ не допускали ко мне — до особого распоряжения! — король не слишком-то вежливо ткнул пальцем в сторону Орлика и Чечеля…
— … Чёрт бы его взял, этого короля вместе с его принципами, — прошипел Пилип, едва солдаты ещё менее учтиво, нежели Карл, выпроводили их за пределы королевской палатки. — Еретик и безумец.
— Говори тише, Пилип, услышат.
— А и услышат — что с того? Всё равно не поймут… Ну, Дмитро, коли король не желает воздействовать на гетмана, нам самим придётся этим заняться. Я ему… Я его!.. Он у меня кровавыми слезами плакать будет! На коленях ползать и молить о смерти! Узнает он, что такое — оскорбить Пилипа Орлика!