— Православные христиане! — возвысил голос Иван Федоров. — Вот пришел я к вам, московский друкарь, Федоров Иван. Гонениями царских слуг, презревших заповеди божии, принужден был покинуть родину и скитаться в чужих краях. Прошел Литву и Польшу, плача кровью над мучениями своих братьев во Христе. Видел, каким гонениям подвергается истинная греческая вера наша. Вижу и то, что сами христиане забывают или не знают слово божье. Богатые утесняют меньших братьев, чинят им обиды всякие, неправды великие, меньшие же умышляют всяческое зло, и оттого страдает люд! Нету божьего единения в нем!.. Чтобы уменьшить страдания сии, замыслил, как повелел мне господь бог наш, печатать книги священные, без коих не будет на земле правды! Но вотще искал сочувствия у неких духовных особ и богатством вознесенных. Видно, затмил им блеск золота слезы сиротские, горе вдовье, нужды несчастных… Не нашел я помощи у избранных и вот притек ныне к вам… Братья! Если не вы, кто еще поможет теперь созданию книг истинных? Если не вы, что с божьей правдой станется?!. Порадейте миром! Дайте кто сколько может на возведение друкарни православной! Пусть и мало даяние, но множеством малых великое совершим вкупе с вами!.. Вот книги, мной созданные! Смотрите! Кои в Москве, кои в Литве печатал… Здесь же новые, коли ваша воля будет, на радость единоверцам и на печаль врагам создам. Сил не пощажу! Трудов не пожалею!.. Не сомневайтесь в словах моих! Не пожалейте лепты на богоугодное дело! Вам же я верным слугой буду!
Книги переходили из рук в руки. Прихожане взволнованно переговаривались, шумели.
Поп Успенской церкви вместе с дьяконом давно уже стояли рядом с Федоровым, не зная, как поступить.
— Пусть поп скажет, верно ли друкарь толкует! — послышались голоса.
— Говори, батя!
Поп оглянулся, развел руками.
— Книги сии подлинные… — с запинкой произнес он. — Но дорого печатню ладить, братья… Оттого…
— Слышали! Подлинные книги!
— Попам на все божеское денег жаль! Утробу набивать любят, а книги, ишь, ему дороги!
— В книгах-то вся правда, как есть! Толстопузым не с руки правду до всех доводить! Прячут!
— Братья! У католиков, у лютеран — у всех книги печатные, дешевые. Только для наших попов они дороги, вишь!
Поп посунулся к Федорову.
— Что наделал?! Смуту сеешь!
Федоров возразил:
— Глас народа — глас божий! Или забыл писание, отче? Обратись к пастве! Скажи, что похвально желание людей свои книги иметь! Да сам и собирай деньги, кои подадут.
У попа хватило разума принять совет. Воздел руки.
— Братья! Внемлите! Коли таково желание ваше, изберите из своей среды достойных, а мне доверите — и я, грешный, помочь готов… Соберем даяния ваши на учреждение печатни…
Иван Федоров, выпрямись, слушал выкрики, перебегал взглядом по улыбающимся, веселым лицам, в груди что-то теснило, мешало дышать, мешало сказать хотя бы слово, и он лишь сильней и сильней сжимал в руке старую шапку…
К другим церквам с ним пошли доброхоты из толпы. И везде, у каждом церкви, прихожане, услышав о печатных книгах, о том, что вся надежда на них одних, выбирали людей для сбора денег и клали в подставленные руки и чашки кто сколько мог.
Редко звякала серебряная монета. Еще реже золотая. Зато щедро, хоть и глухо, стучала бедняцкая медь. По грошу и полгроша клали люди, отрывал у себя иногда последнее. Но церквей было много, прихожан сотни, и гроши складывались в злотые, злотые — в десятки злотых, а десятки — в сотни…
Епископ Гедеон Балабан на четвертый день сбора подаяний призвал Ивана Федорова.
Он принялся упрекать печатника в самочинном сборе денег.
Иван Федоров оборвал жадного епископа:
— Где сие возбраняется? И не на свою потребу, на общее благо сбираю… Я думал, ты не выговаривать звал, а свою лепту внести хочешь.
Гедеон умолк. Он даже дал пять злотых, Но Федоров понял: добра ему от Гедеона не ждать.
Было собрано почти семьсот злотых. С этой суммой можно было приступить к работе. Теперь надо было найти поставщиков бумаги, найти помещение для жилья и типографии и сыскать подручных. Окрыленный успехом, Иван Федоров бурно взялся за дело.
Неожиданно он сделал открытие: город больше не был ему чужим. На незнакомых улицах известному в лицо большинству православных жителей печатнику внезапно улыбались, кланялись, пожимали руку.
Иные жители звали в дома, были рады угостить, побеседовать.
— Боже! — шептал Федоров перед сном, истово кладя поклоны перед иконами. — Благодарю тя, боже, за милости твои…