Историк Р. Г. Скрынников считает, что в состав опекунского совета вошли семь приближенных к Василию III бояр и дворян. Среди них он называет младшего брата государя Андрея, боярина М. Юрьева, князей В. Шуйского и М. Воронцова. Кроме того, он говорит о Михаиле Глинском, Иване Шуйском, Михаиле Тучкове. Именно эти лица должны были оградить трон от притязаний братьев государя Юрия и Андрея, которых поддерживали и отдельные члены Боярской думы. Беспокоясь о судьбе своего сына Ивана, Василий III всячески убеждал своих братьев «крепко стоять на том, на чем они договорились и крест целовали, именно – чтобы сын его учинился на государстве государем, чтобы была в земле правда и чтобы в их среде розни никоторые не было». Братья это обещали. Прошло несколько дней, и 4 декабря 1533 года московский государь Василий III Иванович, тревожась за свою семью и судьбу государства, отошел в мир иной. В высших кругах власти наступило некоторое смятение, что описал H. М. Карамзин: «Никогда Россия не имела столь малолетнего властителя, никогда – если исключим древнюю, почти баснословную Ольгу – не видала своего кормила государственного в руках юной жены (женщины) и чужеземки, литовского, ненавистного рода. На троне не бывает предателей; опасались Елениной неопытности, естественных слабостей, пристрастия к Глинским, имя которых напоминало измену. Хотя лесть придворная славила добродетели Великой княгини, ее боголюбие, милость, проницательность ума и явное сходство с бессмертною супругою Игоря, но благоразумные уже и тогда умели отличать язык Двора и лести от языка истины; знали, что добродетель царская, трудная и для мужа (мужчины) с крепкими мышцами, еще гораздо труднее для юной, нежной, чувствительной жены, более подверженной действию слепых, пылких страстей».
Действительно, мать нельзя было отстранить от малолетнего сына. Следовало искать компромисс с регентским советом и Боярской думой, где находились как сторонники, так и противники Елены Глинской. Такое положение побудило Елену действовать решительно. Уже на следующий день после кончины великого князя в Успенском соборе Московского Кремля митрополит Даниил и весь причет церковный, князья, бояре и все православное христианство возвели малолетнего Ивана на престол, на великое княжение. Митрополит благословил Ивана крестом, сказав: «Бог благословляет тебя, государь, князь великий Иван Васильевич, владимирский, московский, новгородский, псковский, тверской, югорский, пермский, болгарский, смоленский и иных земель многих, царь и государь всея Руси! Добр здоров будь на великом княжении, на столе отца своего». Новому государю пропели многолетие, и пошли к нему князья и бояре, понесли дары многие; после этого отправили по всем городам детей боярских (молодых служилых людей) приводить к присяге жителей городов и селений. Елена при малолетнем сыне, как в свое время и княгиня Ольга, стала, несмотря на наличие регентского совета, правительницей государства. Все документы, относящиеся к внутренней жизни государства, подписывались именами сына и матери, например: «Повелением благоверного и христолюбивого Великого князя, Государя Ивана Васильевича всея Руси и его матери, благочестивой царицы, Великой государыни Елены»; или «Князь великий и мать его Великая княгиня посоветовавшись о том с боярами, повелели». В переписке с иностранными государствами имя Елены не упоминалось.
Первое дело было сделано. Но, несомненно, управлять таким государством, как Россия, Елена самостоятельно не могла, да и не умела. Нужны были надежные, доверенные сторонники. Такими стали ее дядя, князь Михаил Глинский, и ближний дворянин Василия III Шигона Поджогин. Именно к ним в первые дни правления Елены обращались челобитчики по государственным делам. Казалось, что Михаил Глинский в Москве достиг такого же положения, как в свое время у литовского князя. Но судьба обманчива. Вскоре у князя появился серьезный соперник – то был князь, конюший боярин (первый боярин в думе) Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский. Он сумел добиться особого расположения великой княгини, сблизившейся с ним. Это произошло, вероятно, благодаря Аграфене Челядниной, сестре Ивана Федоровича, которая была мамкой великого князя.
Сейчас трудно сказать, в какой степени сложившаяся ситуация в верхах русского государства активизировала агрессивность соседних стран. Но то, что это произошло, не вызывает сомнения. Иван Грозный в письме своему оппоненту Андрею Курбскому пишет: «Когда по божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, великий государь Василий, оставил это бранное земное царство и вступил на вечные времена в царство небесное предстоять пред царем царей и господином государей, мы остались с покойным братом, святопочившим Георгием (Юрием), мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь; со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось претерпеть разные невзгоды и печали – князь Семен Вельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву [1534 г.]». Вскоре польский король Сигизмунд I Старый начал войну, в ходе которой к Польско-Литовскому государству отошли города Радогощ, Гомель, Стар о дуб. Недовольный незначительными результатами войны, Вельский отправился в Стамбул, где вел переговоры с турецким султаном, а затем принимал участие в походе крымско-татарских войск на Русь 1536 года. «А куда они только не бегали, взбесившись, – продолжает царь, – и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на православных. Но, слава Богу, ничего из этого не вышло – по божьему заступничеству, и Пречистой Богородицы, и великих чудотворцев, и по молитвам наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор Ахитофела».