Глава 3. «Убившись сам, я убью зарю»
Темнов открыл глаза и увидел перед собой большое голубое небо, на котором было ни одного облака-корабля, и было оно настолько чистое, настолько непреклонное, что, казалось, он и не на небо вовсе смотрит, лишь напротив, на море, на огромный океан; на нечто великое и прекрасное. Он не чувствовал ничего из того, что с ним случилось несколько часов назад, и было ранее утро, тревожное, животрепещущее. – О, друг мой, ты проснулся, – сказал Петр Иванович, усевшись рядом на выжженную от пожара землю. – Я и не думал, что здесь, на вашей планете, такой красивый рассвет. Вы уже дрались за него, а? Скажи мне, что дрались, скажи, что вы грозились уничтожить все сущее, лишь бы рассвет встречали именно вы, и никто другой? – Нет, – откашлялся Темнов, вспомнив, что, совсем недавно, его проткнуло металлическим штырем. Рана затянулась и остался лишь шрам, ужасный, непосредственный. – Мы за другое деремся на этой планете, и далеко не за рассвет, к несчастью. – Я понимаю. Ты сделал то, чего и сам, вероятно, не понял в полной мере. – Да? И что же? Единственное, что я помню, что мне очень понравилась Луна... – и Темнов сложил руки за голову, скрестив ноги. – Это было заметно. Впрочем, это видел весь Ледяной диск Сатурна. Тебя бояться и, почему-то, ненавидят. Как и меня. Слушай, Человек, у меня к тебе великая сделка, которую ты, вероятно, никогда еще в своей жизни не лицезрел... – и Петр Иванович вновь влез в Темнова, как это он сделал из страха его потерять пару часов назад. – В тебе удивительный внутренний мир, и я чувствую, как его пламя, черное, всеобъятное пламя, способно менять сущность вещей. Я предлагаю тебе стереть с лица Вселенной твой, и мой мир. – О-хо-хо, – засмеялся Темнов. – И чем тебе твой не нравится? – Тем же, что и тебе твой, – кратко ответил Петр Иванович. – Ни тебе ни мне нет в нем места под солнцем... Темнова задели эти слова. И откуда он про них знает? – Я слышу все, о чем ты думаешь, и переживаю то же, что чувствуешь ты. А ты – то, что я. Как странно, что именно в тебе и во мне – эти чувства сошлись, раз ты не заметил в себе ничего нового, – и Петр Иванович материализовал себе в голове Темнова кресло, и уселся в него, деловито закурив толстую сигару, протянув свою длиннющую руку. – Ну так что, по рукам? Вместе мы уж точно решим эту насущную проблему... – Мне все равно нечего терять, – сказал Темнов, отвернувшись на другой бок. Он втянул носом черный пепел и раскашлялся пуще прежнего. – Правда, есть один небольшой нюанс, – Петр Иванович вскочил с кресла и встал спиной, где-то достав себе длинный черный цилиндр. – И какой же? – Тебе придется умереть снова. Да, иначе я не смогу ничего сделать. Твое Сознание слишком сильно, чтобы вживую переходить из состояния в состояние. – Вот как... Умереть значит. А, скажем, бессмертие, бессмертие входит в эту сделку? – Пока я есть в тебе – да, – Петр Иванович подошел к Темнову, надел на его свой цилиндр и широко улыбнулся. – И пока ты есть во мне – я способен перетерпеть любое повреждение, избежав при этом кончины. Мне неведом механизм, но я рискнул нами обоими, когда залез в твою душу. Я и не думал, что найду там свою старую знакомую – Пустоту. *** Темнов сжимал в руке балаклаву и курил. До этого он бы и в жизни не подошел ни к одной сигарете, лишь потому, что считал это очень вредным и ненужным, очередным обременением, от которого потом не избавиться. Но мысли, что раны твои залечиваются, хоть и казалось это полнейшей выдумкой, воодушевляли на целые поступки. Да. Поступки... – Я самый странный вор в мире, – сказал Темнов, сделав триста пятый круг вокруг своей цели, словно он настоящий волк. – Это еще почему? – спросил Петр Иванович, подняв одну бровь. – Кто еще врывается в оружейный магазин с целью завладеть оружием не для последующих разбоев и преступлений, а для... Ну, ты понимаешь. – О, дружище, – Сущность взяла у Ивана его сигарету, и тоже затянулась ею. – Это самое малое, что тебе предстоит сделать. Умирать придется снова и снова. Раз за разом. – Мне страшно, вот что я хочу сказать. – И мне, – понимающе ответил Петр Иванович. – Думаю, мужество окупается в стократ, когда ты все-таки находишь в себе искру, которая разжигает после огромное кострище, и неясно тебе самому, сгоришь ты в нем, или, напротив, растопишь все свои льды? Темнов затушил сигарету, и почувствовал, как последний её огонек на краю перешел в него и, ноги его понеслись вперед. *** Иван не спал двое суток. Рукоятка скользила в мокрых ладонях и он положил револьвер на стол. Темнов держался за голову, размышляя, не сходит ли он с ума; в конце концов, он стоял перед выбором, очень странным и никому неясным выбором, который, возможно, не даст никаких результатов, а путь обратно будет заметен метелью. Навсегда. И каким же романтиком нужно быть, чтобы поверить какому-то голосу в голове. – Какому-то голову в голосе? – перепутал Петр Иванович. – Но я ведь настоящий! – Да нет, дурак, – засмеялся Темнов. – Не голову в голосе, а голос в голове. – Это не меняет моего возражения. – Ладно, – Темнов решился, сжав кулаки. Он взял револьвер, положил на грудь подушку и наставил дуло в область, которая ему казалась областью сердца, после замер, как заяц. – Все равно мне никто не позвонит, никто не хватиться и не спросит, как так получилось. Мне смешно представить, как придется это объяснять, и как быстро повезут меня к врачу. – Я твой врач, Иван Иванович Темнов, – строго обратился Петр Иванович. – Верь мне. – Знаете, доктор... – но тут резко зазвонил телефон, что стоял под самым ухом Ивана. Он машинально дернулся, испугался, и случайно, не желая этого делать, нажал на курок. *** Вперед, вперед, вперед! Несут его лапы. Нужно успеть, Лишь не опоздать: уничтожить, Растоптать, – вот-вот Заря Исчезнет. Он, порвав на кусочки Ветер, задумал погубить мгновенье Когда солнце светит ярко. – Нагло ты мне врешь! Тебя здесь нет, не было Не будет никогда. Ты – волчья клята тень Противник всех своих идей Лунный воин, Воин Луны – Проваливай прочь, – закроют Тучи небо, не останется и белого Пятна на нем вокруг да около, – Что, Чёрный Гончий своей Белой Госпожи Некому тебе петь? – и спеть И вправду Было некому: Пропало небо, звезды, Исчезло мироздание. – Ты, Заря, не учи Меня драться с неподобными Себе. Я завою – кричать я стану! И позову за собою длинного дня Закат. Не ты ли проигрываешь ему Не ты ли плачешь, жалуясь Утром Дню, о всех своих Кратких Неудачах? – О, пан Ветер! Ты так мне нужен. Я зову тебя сюда, явись ко мне Мгновенно, – и деревья стали рваться Корнем из земли, но пан Ветер Пожимал плечами. – Объясни Темнову Что пасть свою открытой держать он смеет Лишь ночью, по договору «Трех сотен» И стоя под сотню белых сосен в Глуши Печалья. – Хочешь биться, – вскочил зверь Луны На Скалы Одинокие, – ты получишь Все, что хочешь, – и волчья песень, воем Разлилась рекою по небосводу. Вот-вот Придёт Закат, да п