— Господи, прости меня, что целых пятнадцать лет тут ноги моей не было, но в этом виноват поп…
Раскаты орудия гулко отозвались в пустой церкви, и Кукудский выбежал поглядеть, откуда они доносятся. В село только что пришел молодой парень из Босева, который принес весть, что в Симановском лесу народу видимо-невидимо и идет сражение.
Пушечные выстрелы сливались в сплошной грохот. Потом орудия смолкли и тревога прошла.
— Наши взяли в плен артиллерию!..
— Эх, ежели захватили пушки, тогда всему конец. Город в наших руках, не бойтесь…
Горы посинели, перезвон колокольчиков возвещал о приближении деревенского стада. Бойцы, закончив рыть окопы, мирно беседовали и курили. В лощинке за шоссе в большом черном котле на ужин варили чорбу. Над общиной вечерний ветерок развевал красное знамя. Часовые от скуки перелистывали налоговые книги. Только запертые в школе, лежа на полу, охали, снедаемые черными мыслями.
Под вечер новый орудийный залп потряс окрестности Горни-Извора. Снаряд взорвался неподалеку от села, и через несколько минут на шоссе появилась первая повозка с бегущими повстанцами. Следом стали прибывать группами и остальные. Залились лаем собаки, женщины выходили, чтобы увести домой мужей. Село замерло, словно в нем никого не было…
В конце деревенской улицы показался человек. Он остановился и замахал рукой.
Обнадеженные, что их здесь приютят и накормят, повстанцы двинулись следом за ним по белеющему шоссе, мимо плетней, бросающих короткие тени, и ворот, за которыми яростно лаяли собаки.
Местный житель рассказал, что вечером войска заняли Сима ново, а кавалерия дошла до их села, но вернулась обратно. Большинство их повстанцев убежали в леса, остальные попрятались.
— Все заперли покрепче ворота и не хотят выходить, — сказал он.
В общине при тусклом свете лампы созвали совещание. Пока один говорил, остальные боролись со сном. Табачный дым покрывал, словно сеткой, лица людей, на которых играли маслянистые отблески горящей лампы. Люди, остававшиеся снаружи, постепенно исчезали в сельских улочках и, когда совещание закончилось, принесли хлеб и несколько бурок — на площади перед общиной не осталось и половины повстанцев.
30Балчев засиделся до рассвета в доме симановского богатея. Перед восходом солнца он вышел во двор умыться. Слушая бодрые, задорные сигналы кавалерийской зори, он поплескал себе в лицо холодной водой у колодца, чтобы освежиться после бессонной ночи, проведенной с поручиком Тержумановым за выпивкой, разговорами о несчастном отечестве и воспоминаниях о том, как артиллеристы крушили лес и как сам он со своим эскадроном и взводом Тержуманова преследовал, рубил саблей и брал в плен мятежников за Звыничевом. В школе держали под замком двадцать главных бунтовщиков, которых сразу отделили от других. Остальные были заперты в кошаре неподалеку от села.
Одевшись, он приказал передать поручику Тержуманову, ставшему на постой где-то на другом конце села, чтобы тот с пулеметным взводом немедля двигался к кошаре.
— Передай поручику, чтоб особенно не шумел: вышел незаметно да побыстрее, — сказал Балчев своему ординарцу, ощупывая заросший подбородок и раздумывая, стоит ли ему бриться сейчас или отложить это дело на потом.
Минут через десять он уже ехал по пустынной улице, сопровождаемый вахмистром и двумя солдатами.
На краю села его дожидался пулеметный взвод Тержуманова. Лошади тащили только три пулемета.
— Митенька, помнишь, как с вечера условились? Устанавливаем пулеметы на пашне и целимся пониже, в землю, ясно? Пусть хорошенько наложат в штаны, — сказал Балчев, когда они оба, отстав от колонны, остановили своих коней.
— А если кто окочурится со страху? — Тержуманов рассмеялся одними только серыми, отекшими после выпитой за ночь ракии плутовскими глазами и весело подмигнул.
— Это уж его дело. Мы не в ответе.
— Как тебе пришла в голову такая идея, господин ротмистр? Я, понимаешь, не предупредил солдат, — сказал Тержуманов, сдерживая своего рослого гнедого коня, который все время рвался вперед.
— Они сами поймут, как только укажешь им цель.
— Вечером, знаешь, доставили в школу одного дружбаша, бывшего жандарма. Прежде лупил коммуняг и блокарей, а теперь стал мятежником, скотина. Принесли его из общины в черге: весь синий, размяк, как тесто. Твой Слатинов молотит зверски… Смотрю, мой солдат, Васил, стоит на посту и весь дрожит, не смеет на меня глаза поднять. Ну, я не обратил внимания — мягкосердечные и среди этих парней встречаются, сам знаешь. А потом приходит унтер — офицер и докладывает: «Господин поручик, тот, которого принесли, отец нашего Васила». Что делать? Велел принести шкуры забитых с вечера овец и обернуть ими старика…