Иван Васильевич, закончив совещаться с сыном, барабанил костяшками пальцев по подлокотнику. Он думал сейчас о том, что в этом кресле сидели его отец и дед, великие князья московские. А вдоль стен на скамьях рассаживались бояре, совет с великим князем держали.
В последние годы жизни отец, Василий Тёмный, редко созывал их, больше с сыном Иваном любил думать.
Государь усмехнулся. Вот и он ныне с сыном Иваном советы держит.
Отец, Василий Тёмный, не очень верил в боярский разум. Некоторых бояр он, Иван Васильевич, любит и к слову их прислушивается, а кого и не признает. Сколько раз наблюдал: сидят в палате на скамьях, кои дремлют, носы в высокие воротники воткнув, а кои от скуки рты кривят в зевоте. А то выпалит иной какую глупость и пучит глаза: вот-де и он совет подал…
Перестав постукивать костяшками пальцев по подлокотнику, государь внимательно посмотрел на сына. Подумал, не в мать обличьем. Только бы не в тверскую породу, кровь-то тверичей не к Москве тянет, к удельщине. Все норовят себя выше Москвы поставить… Спросил:
- Ты, великий князь Иван, как мыслишь: посмеют ли новгородцы противиться, когда мы на них войной пойдём?
- Боярство новгородское, государь, против Москвы стоять намерено, и его одним разом не сломить. И люд новгородский бояре смущают: Новгород-де город вольный, а Москва неволить их будет. Новгород сломим, когда их вечевого колокола лишим и заводчиков в ссылку ушлём.
- Гм! Однако мы их сломим, а ежели они перед Казимиром на колени встанут, так мы и на Литву управу найдём…
В думную начали сходиться бояре Хрипун-Ряполовский, Стрига-Оболенский, Даниил Шеня, Нагой, Крюк, Григорий Морозов.
Опираясь на посох, вступил митрополит Филипп. Шёл достойно, уселся в кресло.
Следом за митрополитом прибыли воеводы, какие полки на Ходынское поле привели. Вошёл Борис Матвеевич Тютчев. Чуть погодя явились Даниил Холмский и Семён Образцов.
Пробежал Иван Третий глазами по палате, промолвил:
- Все, кого звал, собрались. - Чуть повременил. - Что рать на Новгород скликаю, каждому понятно. Мы о том с братьями моими заедино. И с сыном, великим князем Иваном Молодым, всё обговорили… На Новгород выступим двумя ратями: одну поведут воевода Даниил Дмитриевич Холмский и Фёдор Давыдович Стародубский и я с ними, вторую рать поручаю боярину Семёну Образцову. А идти ему на Двину, на Вятку и оттуда в Двинскую землю. Ему в подмогу двинется Борис Матвеевич Тютчев.
Образцов головой качнул в знак одобрения. С ним Иван Васильевич загодя всё обговорил.
А государь продолжил:
- Боярину Семёну задача - отрезать двинцам дорогу к Новгороду…
Замолчал, ждал вопросов. Боярин Нагой голос подал:
- А не случиться ли татарскому набегу, когда мы Москву покинем?
Государь сомнения Нагого развеял:
- На случай татарских разбоев на Москве оставлю сына своего, молодого великого князя Ивана, а ему в подмогу брата Андрея Меньшого… Теперь же, коли всё уяснили, хочу спросить, когда выступим? Как мыслите?
- На Покров! - крикнул боярин Григорий Морозов. - Самое время, и конно, и лыжно.
- Боярин Григорий истину сказывает. Покров самое время: болота замёрзнут да и хлеб смерды сожнут.
Иван Васильевич на воевод посмотрел. Но те отмолчались.
- На Покров, однако, далече. Не будем время терять, готовьтесь, думные, и вы, воеводы.
Выходившего из палаты воеводу вятичей государь задержал:
- Ты, боярин Борис, домой с дружиной на той неделе возвращайся. Пока воевода Семён Образцов с ратью в ваши края пойдёт, ты со своими вятичами и с воеводой устюжан Василием Фёдоровичем до Двины доберётесь. Путь-то у вас не ближний, да и дороги, сам ведаешь, развезло.
Думную палату покидали шумно. Не ожидали, что Иван Третий на такой скорый срок поход назначит. Боярин Крюк даже возроптал:
- Государю бы на Покров поход перенести, ан в лето надоумил!
Услышал голос Крюка молодой великий князь Иван и прикрикнул:
- Ты, боярин Крюк, не высокоумничай. Знай сверчок свой шесток!
И зазвенел металл на Зарядье, едко запахло окалиной. Ковали сабли и шлемы, кольчуги и колонтари. Кузнецы подковывали коней, а в Кожевенной слободе шили сбруи и чинили седла.