ИВАН МОЛОДОЙ. "Власть полынная".
Из энциклопедического словаря.
Изд. Брокгауза и Ефрона.
Т. XXVI., СПб., 1893
ван Иванович (1458-1490), прозванием Младой, сын великого князя Ивана III Васильевича от 1-го брака. Отец отвёл ему обширную область участия в делах воинских и административных с целью выработать из него искусного полководца и правителя и утвердить в народе мысль о нём как о будущем государе. Иван титуловался великим князем, разбирал тяжебные и другие дела и о результатах докладывал самому государю. Московские послы и доверенные лица говорят от имени двух великих князей; послы от других русских городов (Новгород, 1476) и иностранные одинаково бьют челом как самому Ивану III, так и его сыну. Летописи отмечают участие Ивана в походе (не доведённом до конца) на казанского царя Ибрагима в 1468 г. и на Новгород в 1471 г. (в 1476 и 1478 гг. отец оставлял его в Москве, «блюсти свои отчины и управляти Русские земли»). Когда хан Ахмат в 1480 г. направился к русской границе, великий князь послал сына с многочисленными полками на Угру, а потом выступил и сам к Оке, но скоро возвратился в Москву и потребовал к себе сына, опасаясь за его жизнь. «Ждём татар», - отвечал Иван и тем, по замечанию летописи, «мужество показа, брань прия от отца, и не еха от берега, а крестьянства не выда». Великий князь приказывал князю Д. Холмскому насильно доставить сына в Москву, но княжич, сказав Холмскому: «Лети ми зде умрети, нежели ко отцу ехати», всё-таки остался на берегу Угры. Когда река покрылась льдом, Иван перешёл, по требованию отца, в Кременец, а потом к Боровску, где великий князь рассчитывал дать татарам битву. Но Ахмат бежал от Алексина, и войска возвратились в Москву. В 1485 г. Иван получил завоёванную отцом Тверь, но вскоре после того заболел: у него оказался «камчюг в ногах». Лекарь, еврей Леон, хвалился перед великим князем, что может излечить эту болезнь, и с соизволения Ивана начал пользовать княжича зельем, жёг тело стеклянницами с горячей водой, но больному делалось хуже и хуже; 6 марта 1490 г. он скончался, а мистер Леон после сорочин по княжичу, предан был смертной казни. Иван Иоаннович оставил сына Дмитрия, от брака с дочерью молдавского господаря Еленой Степановной.
Часть первая. ИВАН - КНЯЗЬ МОСКОВСКИЙ
Глава 1
ад Москвой сгущались сумерки. Заходящее за дальним лесом солнце отбрасывало последние лучи, на купола соборов и церквей, на кровли княжеских и боярских хором.
Смолкал перезвон молотов в Кузнецкой слободе, перекликались редкие сторожа на стенах города. Великий князь Иван Васильевич всё ещё оставался в малой думной палате. Одолевали мысли.
А они у него в заботах государственных. Отец, покойный великий князь Московский Василий Тёмный, в последние годы жизни не раз наказывал: «Тебе, Иван, надлежит княжество Московское укреплять, расширять, собирать воедино удельных князей. Да так, чтобы они зависимыми от Москвы были, с годами сели бы служилыми князьями, великому князю Московскому покорными».
Что ж, он, Иван Васильевич, частью отцовское завещание исполнил, унял попытки некоторых князей вровень с московским князем встать. Отныне они его, Ивана Васильевича, государем именуют. Но сколь ещё впереди дел предстоит, пока все князья и бояре назовут его государем всея Руси!
Но он, великий князь Московский Иван Васильевич, добьётся этого. Станут удельные князья в разряд служилых, а недруги почувствуют силу государства Русского…
Иван Васильевич поднялся и направился на женскую половину княжеского дворца.
В дворцовых переходах висел стойкий смоляной дух, пахло свежей стружкой. Намедни великий князь велел срубить новые переходы вместо старых.
Сквозь высоко проделанное оконце едва пробивался сумеречный свет. Он лениво рассеивался по переходу, выхватывая из настенных плах срубленные сучья, местами плакавшие янтарной смолкой. Брёвна тянули из московских лесов, которые вплотную подступали к городу.
Государь шёл неторопливо, легко неся своё ещё молодое тело. Ноги, обутые в мягкие сапоги, ступали бесшумно.
Лета его к тридцати годам подбирались. Но Иван Третий уже столько повидал, что другому на весь век хватило бы.
Память, она вольно или невольно возвращает человека в далёкое и близкое прошлое, заставляет переосмысливать поступки, судить прошедшее мерой строгой и доброй. Память, как ларчик, какой дозволено человеку приоткрывать, заглядывая в дни и годы быстротекущей жизни.
Длинным переходом шёл Иван Васильевич, и разные мысли врывались в его память, взбудораживали и тут же исчезали, уступая место другим воспоминаниям.
Он видел себя отроком, стоящим рядом с отцом, великим князем Московским Василием, в храме перед святыми образами. Оба молились, когда в храм ворвался князь Дмитрий Шемяка с челядью. Его люди сбили отца с ног, выволокли на паперть и тут же выкололи ему глаза. Шемяка силой захватил московский великий стол…
Князь Василий, которого с той поры прозвали Тёмным, с сыном, малолетним Иваном, с трудом добрались до Твери. Тверской князь Борис Александрович приютил их.
Василий Тёмный и Борис Тверской договорились совместно изгнать из Москвы Шемяку, вернуть московский великий стол Василию.
Там, в Твери, мальчишка Иван впервые увидел дочь князя Бориса, юную Марию. Их помолвили. Когда сравнялось по пятнадцать лет, тверской епископ повенчал молодых людей…
Вздохнул великий князь Иван Васильевич, прошептал:
- Марья, Марьюшка, отчего расхворалась? Я ль тебя не лелеял, не сберегал! Ан день ото дня таешь, ровно свеча церковная… Одна ты у меня утеха и радость, советчица в делах государственных, в беседах мирских…
Звякнул малый колокол на звоннице Успенского собора, призывая к вечерне. Перекрестился великий князь и вспомнил, как в тот вечер, когда Шемяка казнил Василия, он, мальчишка, выскочил из храма и увидел на паперти обливавшегося кровью отца с выколотыми глазами, как отец, корчась от боли, просил смерти у Бога.
Малолетнему Ивану было страшно. Страшно было и когда ехали, таясь, в Тверь, боялись, что тверичи не примут их.
Но Тверь не только дала приют, но и стала союзницей Москвы против Шемяки…
Иван Васильевич вновь прошептал:
- Распри княжеские, усобицы проклятые, будет ли конец им?
Великому князю казалось, что они подстерегают его постоянно. Братья родные, они ведь могут начать раздоры за наследство. Особенно после его смерти: княжество Московское примутся делить…
Миновав переход, великий князь вступил на женскую половину дворца.
Подойдя к низкой, обитой полосовым железом двери, он потянул за кованое кольцо. Дверь бесшумно открылась.
Марья сидела на скамье у стены. Опочивальню освещали лампада да заходящее солнце, пробивавшееся через цветные стекольца окошка.
Повернув голову, княгиня посмотрела на мужа. Иван Васильевич заметил в её глазах блеск слез. Он склонился, поцеловал влажные глаза.
- Любовь моя, Марьюшка… Присел на скамью, приобнял.
- Свет очей моих, ладушка… Помнишь, как впервой встретились? Ты былиночкой мне показалась, утехой в годину лихую.
Прижал жену к груди и, будто вспоминая, продолжил:
- Тогда отец мой, великий князь Василий Тёмный, уверовал в меня, рядом с собой в великие князья возвёл. Так я с той поры малолетком и княжить начинал. А ведаешь ли, Марьюшка, отчего он так поступил? Хотел меня от братьев своих коварных да от племянников хищных оградить. Чтоб никто из них после его смерти не мог помыслить на великое княжение московское.
Помолчал Иван Васильевич, давая Марье подумать над сказанным. Потом добавил:
- Рано я созрел. Видать, спешил отец, чтоб я на княжестве Московском укрепился, к власти приобщился. Он хоть и ослеплённым был, но лучше зрячих представлял, каким должно быть Московское княжество. Не в уделе своём замкнуться, а расшириться, земли русские на себя принять, государством быть, коему предстоит не токмо иго ордынское стряхнуть, но и прочно на западном рубеже встать…