— Скорохват, чтоб мне сдохнуть, — объявил он. — Ну и маскарад вы тут устроили, гражданин начальник!
И витиевато и грязно выругался.
— Маскарад не маскарад, однако ж тебя взяли, — спокойно ответил Опалин. — Зря ты в Москву подался. Мысль, конечно, неплохая была — после южных подвигов отсидеться в столице. Ну, вот и отсидишься теперь, как положено.
И тут Нина вспомнила. Банда Храповицкого орудовала на юге, а последним их делом было ограбление банка в Ростове, тогда во время налета убили посетителя и кассиршу. «Значит, они перебрались в Москву… — лихорадочно размышляла Нина. — И я чуть ли не каждый день ходила мимо дома, в котором они жили…»
Девушку вдруг остро поразила мысль, что зло, о котором даже не думаешь, может оказаться близко, так близко, и жизнь твоя повисает на тончайшем волоске. Ведь буквально только что, ни о чем не подозревая, она оказалась на линии огня, и если бы не Опалин…
Нина подняла глаза и встретила его сосредоточенный взгляд.
— Где именно вы учитесь? — спросил он.
— В институте имени Луначарского… Театральном. — Привычное сокращение ГИТИС от волнения выскочило у нее из головы.
— Актрисой, значит, будете?
— Нет. — Нина покраснела. — Я на театроведческом факультете…
— Зовут вас как?
— Нина. Нина Морозова.
— Документы предъявите, пожалуйста.
— У меня только комсомольский билет… — начала Нина, залезая в сумочку. И неожиданно поняла, что, готовя обновку к первому выходу, переложила в нее из старой сумочки кошелек, ключи, зеркальце, помаду… А билет, лежавший в особом кармашке прежней сумки, забыла.
За-бы-ла.
— Понимаете, товарищ, — залепетала Нина, покрываясь пятнами, — у меня новая сумка… и я… Я дома оставила документы! Честное слово… Я в Большом была… на «Сусанине»…
— И как вам, понравилось? — поинтересовался собеседник таким тоном, что нельзя было понять, издевается он, искренне любопытствует или просто спрашивает, как ему полагается по профессии.
— Очень! — искренне ответила Нина.
…Конечно, ей не повезло побывать на спектакле несколько лет назад, когда оперу Глинки, переделанную под требования новой эпохи, приехало смотреть правительство во главе с товарищем Сталиным которому публика устроила грандиозную овацию. Но Нина была счастлива и тем, что увидела «Сусанина» сегодня, в более спокойной обстановке. Размах постановки, костюмы, декорации — все пленяло, пробуждало мечту, уносило в какие-то другие миры. (А по молодости она больше всего ценила именно то, что заставляло мечтать…)
— У вас ведь сохранился билет? — очень вежливо спросил Опалин. — Покажите, пожалуйста.
Но у Нины не было билета, потому что их с Ленкой провели в Большой тот самый наркомовский старик и Былинкин.
— Мы по контрамарке прошли…
— Мы? Вы были не одна?
— Да, я с Ленкой была… Елисеевой…
Во двор, гудя, въехал видавший виды автобус для перевозки заключенных, а за ним вкатила и карета «Скорой». Сейчас меня арестуют, обреченно подумала Нина. Ночью, возле воровского притона, одна, без документов, с подозрительной историей о «Сусанине»… Опустив глаза, она только теперь заметила, что ее пальто заляпано грязью. «Правильно: я же лежала на земле, а кругом стреляли… стреляли…» И принялась машинально чистить пальто, избегая смотреть Опалину в глаза.
— Маслов!
— Я, Иван Григорьич…
— Проводи гражданку до дома. Проверь…
— Иван Григорьич, а как же…
— Мы тут без тебя справимся. Терентий Иваныч! Зовите понятых, будем производить обыск в доме гастролеров… Лиза, вы нам больше не нужны, идите к себе. Костя!
— Да? — Рыжий Маслов обернулся.
Вполголоса:
— О вежливости не забывай…
— О, а вот и царская карета, — захохотал Храповицкий, глядя на неказистый автобус. — Что ж, передам привет… барону Тыльнеру… старые знакомые, как-никак! В гимназии за одной партой сидели!
— Ты, мразь… — начал Юра, вспыхнув.
— Тихо, тихо, Юра, — вмешался Опалин и повернулся к Храповицкому: — С таким, как ты, Георгий Федорович не то что за одной партой, а в одном нужнике сидеть не будет… Пакуйте их, ребята.
В дверях большого дома толпились встревоженные жильцы. Лизу, вернувшуюся к подъезду, засыпали вопросами. Уцелевших бандитов вели в автобус, к раненому подошел доктор, а Нина шла прочь в обществе хмурого Кости Маслова с непередаваемым ощущением человека, которому не дали досмотреть последний акт захватывающей пьесы. И хотя все вроде бы уже кончилось и никаких сюжетных поворотов больше не предвиделось, ощущение незавершенности происходящего упорно не покидало Нину.