— Привык-с, знаете ли, — не без легкого вызова ответил Филимонов, пытливо всматриваясь в лицо Опалина. — И спина, не угодно ли, попалась с характером. То неделями молчит, а то вдруг напомнит о себе, да так, что только пластом лежать могу. — Он вздохнул. — Бог с вами, Иван Григорьич, приступайте к делу, а то, если начну вещать о своих недугах, вы и за полночь не выйдете отсюда…
И Опалин рассказал старому сыщику о шофере-убийце, умолчав только об аналогичном преступлении в Ленинграде. Когда он наконец закончил, Филимонов некоторое время молчал.
— Н-да, ну и дельце, Иван Григорьевич, — уронил он, почесывая подбородок. — Вы, я так понимаю, пришли ко мне просить совета?
— Совета? Не знаю. Может быть. Я вообще хотел включить вас в опербригаду, но Николай Леонтьевич сослался на ваш возраст…
— Да не в возрасте дело, — буркнул Филимонов, — он боится, что опять начнется какая-нибудь «чистка» и вы из-за меня пострадаете. Николай Леонтьевич вообще вас очень ценит, но боится перехвалить, — старый сыщик усмехнулся, — не слишком дальновидно с его стороны, потому что он давно мог бы понять — похвалы на вас не действуют… я имею в виду, в отрицательном смысле.
— Я понял.
— Теперь о вашем деле. Вы правы — это шофер. В больнице для душевнобольных он никогда не бывал, можете там и не искать. Человек физически крепкий… но токарь все же пытался оказать ему сопротивление. Подумайте, почему ваш «комаровец» мог решиться на первое убийство. Может, от него жена ушла. Может, его из партии исключили… — Последние слова Филимонов произнес с нескрываемой усмешкой. — Но наверняка ничего сказать нельзя. Для чего он убивает? Для чего собирает эти сувениры — бумажник, чужое фото, папиросу?
— Чтобы они напоминали ему о том, что он может отнять чужую жизнь. Нет?
— Хм, — Терентий Иванович задумался. — Итак, он жаждет власти. Скорее всего, не слишком развит. Два-три класса образования, к примеру. Почему бы не убить, если можно остаться безнаказанным? Это ему нравится. Помяните мои слова — в дальнейшем он будет убивать чаще. — И Филимонов позволил себе весьма странный вывод: — Голубчик, откажитесь от дела.
— Терентий Иванович…
— Сколько человек убил Комаров, прежде чем его схватили?
— Кажется, на суде фигурировали двадцать девять эпизодов.
— Ну вот. А у вас всего три трупа. Потом их станет пять, потом десять, потом больше, еще больше, начальство станет выходить из себя, вы перевернете небо и землю и ничего не сможете сделать, потому что нельзя схватить тень, которая приходит из тьмы. А потом он убьет какую-нибудь важную особу, и ваша жизнь окончательно превратится в ад. Иван Григорьевич, голубчик, поймите: в такие игры не выигрывают. Тут можно только сидеть и ждать, когда ваш противник допустит роковую ошибку — уронит на месте преступления номерную деталь от нагана, к примеру. — Терентий Иванович имел в виду совершенно конкретный случай. — Или вдруг свидетель отыщется, видевший, как в машину шофера со шрамом через все лицо садилась очередная жертва. — Опалин непроизвольно дотронулся до собственного шрама, и Филимонов улыбнулся. — Но мы с вами прекрасно знаем, как «часто» попадаются такие ценные улики и такие глазастые свидетели. До тех пор — что бы вы ни делали, как бы ни старались вы, Карп Петрович, Юрий Андреевич, Антон Глебович, и прочая, и прочая — все будет только бесцельной тратой времени.
— Но нельзя же позволить ему убивать! — вырвалось у Опалина.
— А что делать, голубчик? Приставить к каждому гражданину по городовому… пардон, по милиционеру? Сие никому и никогда не было по силам. — Филимонов шевельнулся и заговорил уже без тени шутки. — Я вижу, вы настроены серьезно, и душой я всецело на вашей стороне, но ум — чертов скептик — твердит, что ничего у вас не получится. Если б вы могли сузить область поиска до какой-то приемлемой величины, а то искать шофера — в Москве — в столице… Господи, а ведь я помню еще те времена, когда столицей был Петербург. — Он тяжело вздохнул. — Скажите-ка мне, голубчик, вы, кажется, дружны с господином Соколовым?
В разговорах с глазу на глаз Терентий Иванович нередко употреблял принятые раньше формы обращения — с упорством, достойным, на взгляд Опалина, лучшего применения.
— Общаемся по работе, — лаконично ответил он на вопрос о следователе.
— Держитесь от него подальше, Иван Григорьевич, — серьезно попросил Филимонов. — Недавно он был в… прежней нашей столице, где подвел под расстрел и посадил несколько десятков коллег, а теперь в Москве занимается тем же самым.
— Он говорил мне, что расследовал в Ленинграде хищения… — пробормотал изумленный Опалин и угас. Он знал, что Терентий Иванович никогда не передавал непроверенных и недостоверных данных.