Тем не менее, чтобы исключить всякие сомнения, гардеробщика заставили снять рубашку в присутствии врача, который подтвердил, что никаких ранений отверткой на теле задержанного нет. После этого у гардеробщика взяли отпечатки пальцев, чтобы выяснить, не проходил ли по другим делам. И теперь задержанный, звавшийся Евгением Тереховым, сидел на стуле в кабинете Опалина, причем от последнего не укрылось, как гардеробщик нервничает и вдобавок весь вспотел, хотя в комнате была нормальная температура.
«Что-то он натворил, — подумал Опалин, внимательно наблюдая за Тереховым. — Раз гардероб, значит, кража личных вещей. Шубы и тому подобное. Закинул сеть, а попалась мелкая рыба… Твердовский мне голову оторвет».
В кабинет вошел Петрович и, приблизившись к Опалину, вполголоса доложил, что задержанный в их картотеке не значится, приводов и судимостей не имеет, но Померанцеву нужно время, чтобы проверить как следует — мало ли какое имя у Терехова может быть в действительности.
Опалин дернул бровью, написал на листке бумаги «гардероб ресторана — кражи?» и показал Петровичу. Тот кивнул и вышел.
— Как насчет сорок восьмой статьи? — спросил Опалин добродушно.
Терехов дернулся.
— А? Что?
— Статья о чистосердечном признании. Никогда о такой не слышали?
Гардеробщик поглядел на него исподлобья и неожиданно выпалил:
— Вы ничего не докажете.
Если человек ни в чем не замешан, он в жизни не произнесет такую фразу. В Опалине проснулся инстинкт охотника. «Нет уж, тебя-то я на чистую воду выведу. Никуда ты от меня не денешься».
— Докажем, все докажем. И свидетелей опросим, и близких твоих будем трясти.
— Что, и Валю? — Гардеробщик окаменел. — Послушайте, не надо ее трогать, она тут ни при чем…
«Ага, значит, есть какая-то Валя, которая в курсе его дел. Отлично».
— Я же говорил тебе про статью сорок восьмую. Напомнить еще раз?
Опалин полез в стол за папиросами, не переставая краем глаза наблюдать за Тереховым.
— Мне не в чем признаваться, — выдавил из себя гардеробщик. — Я его не убивал.
Вот тебе и краденые шубы! Только профессиональная выдержка помогла Опалину скрыть изумление, потому что такого он никак не ожидал услышать. Он не спеша заломил папиросу, сунул в рот, чиркнул спичкой.
— И вообще несправедливо, — пробормотал Терехов. — Почему у одних все, а у других — ничего? Одни в бараке… крыша протекает, сортир во дворе… А у других хоромы на Воздвиженке… Величиной со стадион «Динамо».
Черт побери! Неужели этот опарыш убил Льва Доманина? Ну и дела!
— Давай рассказывай, как все было, — велел Опалин. — С самого начала. Как возник, так сказать, первый умысел…
Хлопнула дверь, вернулся Петрович. Иван метнул на него хмурый взгляд — теперь только не хватало сбить настрой задержанного.
— Да какой умысел… — уныло ответил Терехов. — Заходил он в ресторан чуть ли не каждый день… Шампанское ведрами заказывал! Икру лопал… Шуба до пят… Принимаю я у него как-то шубу, чувствую — в кармане что-то лежит. Ключ оказался… Но я бы… нет, я бы не пошел… Только он орать на меня стал, мол, я так медленно обслуживаю… гнать меня надо… И тогда я решил его… ну… навестить.
Видя, как Петрович слушает гардеробщика со все возрастающим изумлением, Опалин взял другой лист, написал на нем: «Антону и Юре — пусть найдут Валю, подругу Терехова. Немедленно», и показал написанное помощнику. Тот кивнул и поразительно быстрым для своего возраста шагом удалился.
— Когда это было?
— В конце октября… Точно не помню.
— Что ты сделал с ключом?
— А вы не догадываетесь? Отпросился и дубликат заказал.
— У кого?
— У Валиного брата, он недалеко от «Националя» работает. Только ее сюда… не надо… Она ни при чем…
— Валя — она тебе кто? Подружка, невеста?
— Мы собирались пожениться. — Терехов шмыгнул носом. — Только жить где? Ее мачеха из коммуналки выживает, у меня — барак… А у Доманина денег прорва. Он по триста рублей за вечер спускал…
— И ты решил занять у него… так сказать, без отдачи?
— Мне бы пять тысяч хватило, — мечтательно промолвил Терехов. — За пять тысяч можно комнату купить… Сейчас много кого высылают, а жены продают жилье и едут с мужьями…
— Ладно, давай вернемся к Доманину. В ночь с четвертого на пятое ноября ты залез к нему в квартиру?