— Может быть, он все-таки умер, — сказал Опалин. — Новых нападений, после того, как Ирина Пряничникова ударила его отверткой, не было.
— Но, получается, дела ты не закрыл, все зависло, шофер то ли умер, то ли нет. Слишком много предположений, Ваня. А по Доманину — я уже позвонил Соколову, пусть забирает все.
— Я жду свидетельницу, которую ко мне должны привезти… — начал Опалин.
— Нет, Ваня. Я сказал: нет! Чтобы ты на пушечный выстрел не подходил к этому делу, ясно? Свидетельницей пусть занимается Соколов. Всё!
Однако, вернувшись в свой кабинет, Опалин застал там следующую картину: на полу в обмороке лежала веснушчатая светловолосая гражданка лет двадцати, а Петрович прыскал на нее водой.
— Вот, Валентина Изюмова, — объявил он, — подруга Терехова. Юра с Антоном привезли ее, я пробовал завести разговор о том о сем, не была ли она его сообщницей, а она сразу в обморок — хлоп!
Изюмова тихо застонала и открыла глаза.
— Вы меня арестуете? — спросила она с трепетом.
— Это будет решать следователь Соколов, — ответил Опалин. — Я больше вашим делом не занимаюсь.
Он бросил взгляд на наручные часы.
— Ладно, Петрович, дождись Александра Владимировича, он уже сюда едет. Передашь ему бумаги, Терехова, если он потребует, объяснишь насчет гражданки Изюмовой… А я на сегодня всё.
— Ладно, — согласился Петрович, догадавшись, что по каким-то своим причинам Опалин не хочет видеть Соколова. — Ты не волнуйся, я все сделаю.
— Так меня арестуют? — жалобно повторила Изюмова, распялив рот, отчего стала похожей на жабу.
Опалин оделся, спустился вниз, показал пропуск и вышел за проходную. Фонари ровными цепочками горели вдоль улицы, в воздухе крутились редкие снежинки. Повернув голову, Иван увидел Соколова, вылезавшего из только что подъехавшей машины. Сделав вид, что не заметил следователя, Опалин повернулся и сделал несколько шагов к трамвайной остановке.
— Здорово, Скорохват.
От ограды отлепилась фигура, до той поры прятавшаяся в тени. Опалин поднял глаза — и понял, что перед ним стоит Клим Храповицкий, заросший бородой и в рваном дворницком тулупе. Сосредоточенное выражение его черных глаз сразу же не понравилось Ивану, но он упустил доли секунды — может быть, самые важные в его жизни — и сумел только кое-как закрыться левой рукой. Выдернуть из кармана пистолет он уже не успел: Храповицкий трижды выстрелил в него в упор.
Глава 25. Погоня
На следующий раз припаси не фокстрот, а револьвер.
Соколов видел, как Опалин отвернулся и зашагал в другую сторону, и только усмехнулся: ничего другого он от своего бывшего друга не ждал. Но тут раздались выстрелы, Иван покачнулся и упал.
Когда следователь, забыв обо всем на свете, добежал до лежащего, он сразу увидел, что под телом Опалина уже собирается лужа крови.
— Ко мне! — заорал Соколов. — Муровец ранен! Опалина подстрелили…
От проходной уже спешили люди, на ходу выкрикивая вопросы вперемежку с ругательствами. Первым подбежал Казачинский, увидел выражение лица лежащего — и похолодел. Следом за ним подоспел и Манухин.
— Огнестрел, три в упор, — крикнул им Соколов, — «Скорую» сюда, срочно! Нет, пусть сразу звонят в Склиф… его только туда! — Опалин приоткрыл глаза. — Ваня! Ваня, ты меня слышишь?
Но раненый не отвечал. Его лицо бледнело на глазах, а Соколов был достаточно опытен и понимал, что это значит.
— Б…, это, должно быть, Храповицкий был! — в отчаянии выпалил Юра.
Он побежал обратно к проходной — вызывать «Скорую». Скривившись, Соколов нащупал-таки место, откуда особенно обильно лилась кровь.
— Манухин! Он не доживет до приезда «Скорой», истечет кровью… Рану пережми! Вот тут…
— Я тебе что, сестра милосердия? — буркнул Манухин, но все же подчинился, и кровь действительно стала литься меньше.
— Так. — Соколов перевел дыхание. — Оставайся здесь до приезда «Скорой», ясно? Это приказ! И следи, чтобы кровь не хлестала…