- Пойду, пообщаюсь с духами, - говорил он Джону, лукаво подмигивая. – К обеду не жди и... покорми, пожалуйста, Пива.
Горы покорили Ивана. Каждое утро он сбегал от душевного морока в чудесную высь и возвращался обратно лишь к ночи. Бродя в одиночестве между явью и сном, он чувствовал, как боль покидает его. Оставляя свой суетный разум внизу, он учился слышать природу: дыхание ветра, шёпот альпийских трав, трепет земли. Он снова стал частью природы; потерянный сын, так долго бродивший в поисках мнимого счастья, вернулся домой и индейская Пачамама[35] приняла и простила блудное, русское дитятко.
Забравшись повыше, Иван наблюдал как жизнь, облечённая в тварь, сотворчествует Богу, совершенствуясь каждым мгновеньем дарованного ей бытия. «Жизнь — это вспышка светлячка в ночи. Это дыхание бизона зимой. Это тень, что мелькает на траве и теряется в закате,» - вспоминал он слова возлюбленной.
Как-то под вечер, в тумане, он вышел на огромного гризли; медведь не тронул его, быть может, не учуяв в нём человека. Задрав кверху морду, он долго принюхивался к парализованному от страха Ивану, затем, не спеша развернулся и просто ушёл в пахнущий прелой травой холодный, осенний сумрак.
Зима, сменившая жёлто-багряную осень, к огромному сожалению молодого мужчины, внесла свои коррективы. В отличие от скучного, своей неизменностью, лета в Раю, погода в свободном мире менялась с каждой неделей. К декабрю, всё пространство вне Рая было завалено снегом. Морозы сковали Скалистые горы, проверяя на прочность не впавших в зимнюю спячку существ. Прогулки пришлось прекратить. Почуяв душевную слабину, исхудавшая и от этого очень злая сука-тоска вырвалась на свободу. Иван опять погрустнел. Чтобы как-то унять душевную боль, он пробирался к периметру Рая и прямо в рубашке и шортах ложился на чистый снег, чтобы впитать в себя морозное счастье свободной от Рая вселенной.
Мать ли природа услышала зов одинокой души или Бог с предмирных высот сошёл утешить Ивана, но утром после Священной ночи, вместе с лучами обновлённого солнца, в дом к Ивану залетела голубая пичуга ростом с синицу. Впорхнув в открытое окно спальни, она примостилась на спинке кровати и запела дивную песнь о рождении нового мира. Громкие птичьи трели разбудили Ивана.
Поначалу, он испугался. Птица в окно - плохая примета. Но потом он подумал, что хуже ему чем теперь, навряд ли будет и уже спокойно стал разглядывать гостью. Синие её оперение переливалось всеми оттенками неба: от нежного раннего утра до тёмных, ночных глубин с вкраплениями звёзд.
- Кто ты? – спросил он пичугу.
Услышав голос Ивана, птица не испугалась, только громче запела.
- А ты смелая, - похвалил птицу юноша.
И вдруг, страшная мысль обожгла сознание: «А может она как Пив, когда-то была человеком? - он присмотрелся к птахе. Да нет, птица, как птица. - У Пива у того глаза Рустама, а здесь… - Иван провёл потной ладонью по лбу. - Совсем шизанулся на чёртовой магии».
Исполнив свою серенаду, пичуга выпорхнула в окно, оставив растревоженного визитом Азизи в задумчивости.
Перед завтраком к нему «на минуточку» заскочил Джон с рождественским подарком: фонариком «на всякий случай». За неимением возможности на что-то более ценное, Иван подарил ему «стих», чем вызвал у друга бурю неподдельного восторга. После ухода куратора, мужчина решил для себя, что если теперь он верит в Бога, то пусть пичуга будет ему подарком, как знак чего-то хорошего. На том он и успокоился.
На следующее утро история повторилась. Каждое утро птица прилетала к Ивану, чтобы исполнить свой гимн всепобеждающей жизни и улетала обратно, оставляя после себя стойкое ощущение чуда, присутствия силы, присматривающей за ним. Он не был забыт и отдан на съедение Кубу, он это понял.
Как только снег осел и на тёплых проталинах показались первые «слёзы счастья» (так Иван окрестил подснежники), изголодавшийся по воле Азизи снова вернулся в горы. Прогулки возобновились, и птица перестала прилетать в душную Райскую клеть, предпочитая встречаться с Иваном на воле; он видел её, небесным ангелом, парящую в небе, или вдруг молнией срывающуюся к земле чтобы, оттолкнувшись от тёплого ветра, взмыть ввысь и исчезнуть в небесных просторах.