Будто узник из мрачной темницы, завершённый пятью главами собор тянулся сквозь низкую муть осенней рванины к чистому небу. Служба только закончилась и немногие прихожане, ёжась и кутаясь, покидали священное место чтобы, растворившись в привычном мороке, снова вернуться к себе: слабым, потерянным, расточительным.
Впервые в своей осознанной жизни, Иван переступал порог храма; не перекрестя лба, не зная ничего о правилах, как язычник, однажды решивший быть ближе к Богу. Золотое великолепие храма ослепило его; и не знал он, на небе ли он был или на земле. Очнулся он от того, что кто-то легонько толкнул его в бок. Седой как лунь монах в полинялой от времени рясе, препоясанный старым армейским ремнём, снизу вверх смотрел на него; голубые глаза в глубоких глазницах старца лучились светом. Лицо монаха без возраста показалось до боли знакомым тридцатипятилетнему старику: «Где-то я уже видел его».
- Не на золото нужно смотреть, Иван, а на Бога, - улыбаясь, сказал монах.
- Откуда вы меня знаете? – Азизи задал вопрос на родном языке, понимая, что его игра в иностранца здесь не пройдёт.
- Ты похож на Ивана.
Не дожидаясь ответа, старец направился к большому распятию рядом с канунницей. Бестелесность его фигуры удивила Ивана; в странном беззвучии монах, толи шёл, толи парил над мраморным полом. «Какой чудесный старик. Он-то мне и скажет, что делать». Приблизившись к старцу, он нагнулся к самому его уху и в смущении произнёс:
- Простите, батюшка. Я… мне нужно с кем-нибудь поговорить, - Иван огляделся как бы показывая, что не нашёл среди нескольких служек и пары старух достойного собеседника. – Я здесь впервые, ничего не знаю, как тут… ну, что тут у вас… творится…, - он понял, что несёт околесицу и мысленно выругался: «Кретин, даже спросить не умеешь». – Простите…, я выгляжу идиотом, но я даже не знаю о чём мне спрашивать, потому что я ничего не знаю о церкви.
Монах улыбнулся.
- Я и сам не понимаю, что тут у них творится, хотя о службе знаю поболее многих, - непонятно было, шутит он или нет.
Ивана ответ блаженного старца скорее обрадовал, чем удивил. «Стучите, и отворят вам,» - вспомнил он слова из Писания. Родителей не выбирают и не его вина, что о вере своей он узнал не от матери, а из «Справочника атеиста».
Монах лучился покоем; пространство возле него было тёплым, будто живым. «Так бы и стоял здесь возле него». В голове сделалось пусто, и уже было не важно, ответят ему или нет; ему было покойно.
Старец зажёг свечу и поставил её на канун. Откуда взялась у монаха свеча, Иван не понял и не желал этого понимать. Наученный общением с Ашой, он просто внимал священному действу. Осенив себя крестным знамением, старец задал вопрос:
- Ты, кажется, что-то хотел спросить?
Иван растерялся; он уже и забыл, зачем пришёл в этот храм. «Соберись, тупая твоя башка,» - сказал он себе. Перед мысленным взором появилась голубая пичуга, сидящая на морде огромного гризли, и он решился:
- Почему Бог допускает, чтобы страдали невинные люди?
- Бог дал свободную волю, - ответил монах. - Нет безгрешных людей; познавшие добро и зло, мы сами делаем выбор за кем идти и не вина Бога, если человек выбирает дорогу зла. Христос сказал: «Будьте совершенны как Отец Ваш Небесный». Это – цель. Но…. Если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению.[56] Это – реальность. Сложи две эти истины и получишь путь человеческий.
- Это война?
- Да, Ваня, это война, но запомни, тот, кто просит помощи у Бога, всегда её получает.
- Я прошу, но Он не даёт мне то, чего я хочу.
Монах улыбнулся. «Экий ты скорый,» - читалось в его глазах.
- О чём ты молишься?
- Чтобы зло было наказано, а невинные люди получили свободу. Ради этого я готов умереть.
Старец довольно кивнул.
- Похвально…. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя.[57]
- Не большое геройство, - с усмешкой заметил Иван. – Я и так, вероятно, скоро умру. Мы с Ним, - он кивнул на потемневший от времени деревянный крест с распятым Спасителем, - как два глухих: Он не слышит меня, я не слышу Его.
- Нет, Ваня, глухой здесь только один - ты. Это только дьявол приходит с шутихами и шутами. Бог - он в тишине и молитве.
- Я чувствовал Его присутствие в Пушкине, - после некоторого раздумья негромко сказал Иван.