«Да уж, поржать мы любим,» - с грустью подумал Иван, а вслух произнёс:
- Спасибо, Сергей. Я подумаю.
На следующий день, дабы освободиться от ненужных догадок и терзавшего его любопытства, Иван решил дойти до театра, благо идти было недалеко.
Театр на Покровке располагался в трёхэтажном кирпичном здании начала двадцатого века, рядом с колокольней храма Иоанна Предтечи, чудом уцелевшей в тёмные времена. В окнах-витринах первого этажа висели афиши. С одной из них на мир лыбился похудевший Славик в чёрном трико и неизменной футболке с черепом. Надпись под Славиком гласила: «Театр одного актёра. Владислав Йорикович Гамлет. Рай и ад. Монологи из жизни».
Иван улыбнулся. «Встреча с медведем, как видно, пошла тебе на пользу, - беззлобно подумал он. - Ты, всё же, обрёл свою волшебную палочку». На спектакль он не пошёл.
Дела в Москве подходили к концу. Оставалось последнее. Мама…. Всё, что можно было сказать себе в осуждение, он сказал; и на страшном суде ему не сказали бы больше. Но слова не исправят соделанного. Он оставил её одну, в неведении «как последний говнюк». Броситься в ноги, сказать ей: «Прости». Как? Видя себя теперешнего, Иван решил, что показаться ей умирающим стариком он не сможет.
Вся информация о Татьяне Лаптевой, которую он заказал в частном сыскном агентстве в Москве, уложилась в короткий отчёт: «Проживает в Рязани, одна, на улице Советской. Работает медсестрой в больнице №1. Каждое воскресенье ходит в церковь Покрова Пресвятой Богородицы».
Деньги и дарственную на квартиру в Чертаново, с надёжным курьером Иван отправил в Рязань. В коробку с деньгами он положил скупое, как слёзы, письмо: «Дорогая мама. Прости, что так долго тебе не писал. У меня всё хорошо. Я живу и работаю в Америке. Приехать пока не смогу. Этих денег (я заработал их честно) хватит тебе на долгую жизнь. Бросай работу и перебирайся в Москву в мою квартиру. Съезди, отдохни на море или куда сама захочешь. Прости меня за всё. Твой любящий сын Иван».
В день своего тридцати шестилетия John Azizi покинул Россию, уже навсегда - он был в этом уверен.
Всю дорогу до Тасоса Иван предавался раздумьям: «Будьте совершенны как Отец Ваш небесный – единственный путь, ведущий в Эдем. Это значит, что каждый, рождённый на этой земле, непрестанно должен трудиться, и неважно кем и где ты рождён. Важно, что ты, созданный по образу и подобию Бога, должен использовать шанс приблизиться, насколько возможно, к себе изначальному. Но как убедить человека-обычного, далёкого от святости и самой мысли о совершенстве, посвятить свою жизнь развитию, особенно, если общество с детства внушает ему: будь как все; если быть пошлым, тупым, давно стало модно? Что бы я сказал себе - двадцатипятилетнему, здоровому парню с пивом в руке и шлюхой на потных коленях? Иди в храм, читай Пушкина? – Иван усмехнулся. - И куда бы я послал себя теперешнего? Сдохни дед и не мешай мне жить? Скорее всего. Человек-оболваненный, разве он в силах думать о совершенстве? Зачем? Сыто, баба под боком…. Что ещё нужно здоровому жеребцу? - старик тяжело вздохнул. – Уж точно, не Бог».
Тасос встретил Ивана прекрасной погодой. После весенней, холодной Москвы, бледной и злой, тёплый, искрящийся жизнью остров, овеянный запахом моря и близкого неба, люди, природа немного взбодрили его.
«Аша верит, что данная мне судьба предсказана и должна быть исполнена, - думал Иван, бродя по пустынному пляжу под крики голодных чаек и шум мартовских волн, таких же голодных как птицы. – Могу ли я, положа руку на сердце, сказать, что я, безусловно, верю в то, что я избранный? Нет. Я знаю, что НИЧЕГО не знаю, верю лишь в то, что, если бы моя судьба сложилась иначе, я не встретил бы Ашу, не наполнился Пушкиным, прошёл мимо любви…, - от этой мысли, его передёрнуло. – Я был бы самым несчастным человеком на свете».
В пяти километрах от деревни Алики, где остановился Иван, на крутом скалистом склоне горы, над обрывом, стоял монастырь Архангела Михаила с чудодейственным источником в узкой пещерке у моря, куда спуститься, по причине физической немощи, он так и не смог.
Верхом на муле, с помощником проводником, нанятым им в деревне, он поднимался выше, на гору, над самым монастырём, откуда при ясной погоде был виден берег святой горы Афон - Земной Удел Богородицы. Повинуясь слову Аши, Иван готовил себя к монашеской жизни и всё же… откладывал своё последнее путешествие, впервые чувствуя доселе неведомым чувством, что он туда не поедет.