«Милая Прасковья, — писал Сергей, — короткими, иногда страшными ночами мне часто снятся мои младшие братья, а особенно сестренка Рая. Чует мое сердце, что Господь Бог напоминает мне о ней, видно, тяжко живется бедняжке. А вот сегодня я так ясно увидел ее худенькое тельце, что даже вскрикнул во сне и проснулся. Каждое ребрышко увидел. И что интересно: я уже и забыл, что у нее под правой лопаткой было родимое пятнышко…»
«Господи, помилуй, — прошептала Рита. — Это же я: и пятнышко, и родинка». — Ее сердце заколотилось так, что готово было вырваться из груди. Она отложила на подоконник письмо и, положив на колени руки, уткнулась в них головою. Закрыв глаза, сидела так, стараясь успокоиться.
«Ты совершенно спокойна!» — приказала она себе. Взяла дрожащими руками письмо и стала читать дальше.
«И еще одна примета: на шее слева возле уха три маленькие родинки-точки, я ее любил очень и когда игрался, целовал в шейку, хорошо помню эти точки».
Рита Ивановна плакала. Она поняла, что это ее столько лет искал Сергей. «И все же надо дочитать, — твердила она себе. — Может, что-то выяснится не мое».
Но, прочитав следующую фразу, она еще больше разревелась. Сергей писал, что на лбу у Раисы был шрам — это она упала с печки и разбила себе голову, ударившись о лом, стоявший в углу.
«Как же мне теперь сказать им об этом? — шептала она пересохшими губами. — Господи, помоги мне!»
И она, медленно поднявшись, побрела в сторону веранды. Оттуда слышался мужской разговор. Открыв дверь, встретилась взглядом с Николаем Николаевичем.
— Что с вами, Рита Ивановна? — вскочил он из-за стола.
— Родинки-точки возле уха… Шрам на лбу… — шептала Рита Ивановна, и, рыдая, упала на диван.
— Что с ней? — спросил Виктор.
— Там на окне, в пузырьке, нашатырный спирт, дайте сюда, — командовал Николай Николаевич. — Вот, вдохните, чуть-чуть, вот и хорошо, не волнуйтесь!
Дядя Коля попытался найти пульс и увидел в левой руке Риты письмо.
— Вас расстроило письмо, Рита Ивановна? — укладывая ее на диван, спросил Николай Николаевич.
— Это же я, — сказала Рита, а потом почти четко, — это я была с Сережей, — и закрыла глаза.
— Пусть полежит, не волнуйтесь, минут через десять все пройдет, это полуобморочный сон.
— Так она — наша сестра? — прошептал Яков.
— Наверно, так, — сказал Виктор. — А я вначале думал: и чего она на меня так смотрит?
Рита Ивановна лежала тихо, побледневшая и осунувшаяся. Только редкое дыхание, чуть колыхавшее грудь, говорило о том, что она жива.
— И все же я вызову «скорую», — сказал дядя Коля, — что-то она мне не нравится.
Врач, пожилая женщина, послушала сердце, измерила давление, на что Рита Ивановна абсолютно не реагировала.
— Нервный срыв. Я боюсь, как бы это не перешло в летаргический сон.
— Я это тоже предположил, — сказал Николай Николаевич.
— Давление плохое — 90 на 50, пульс тридцать ударов, — дополнила врач, — транспортировать нежелательно. Главное, не пытайтесь ее разбудить. Надо постараться, чтобы не было никаких внешних воздействий. Представьте себе, что она просто легла отдохнуть. Если в первые сутки жизненный тонус не восстановится, тогда дела наши будут плохи. Но надо надеяться на лучшее. Нужно ждать.
«Скорая» уехала.
— Перенести бы ее в дом, — предложил Виктор, — ночью может быть прохладно.
— Нет, в Крыму прохладные ночи начинаются только в октябре, а сейчас еще многие спят на верандах, балконах, даже в садах, — возразил Николай Николаевич.
— Вот так расскажи кому — не поверят. Жили, давно знали друг о друге и никогда не додумались бы, что она нам родная сестра! — изумленно качал головой Виктор.
— Давайте перечитаем это письмо еще раз, чтобы уж полностью быть уверенными, что она — наша Рая, — предложил Яков.
— Да я его наизусть знаю, там просто перечислены приметы, — сказал Виктор. Но Николай Николаевич уже взял письмо.
Дочитав, сложил исписанные листки.
— Пожалуй, так оно и есть. Первое — это имя. Ее раньше звали Рая, она не раз говорила об этом. Второе — родинка под глазом, третье — родинки возле уха. И последнее — шрам на лбу. Я этот шрам заметил сразу, хоть она и старалась его скрыть. Вот посмотрите сами.
Они подошли а Рите Ивановне, и Виктор, положив левую руку на ее бледный холодный лоб, начал медленно поднимать со лба темно-каштановую прядь.
— Вот видите, — сказал Николай Николаевич, — четкий небольшой шрам.
— Тихо! — шепотом, но довольно громко произнес Виктор. — Мне кажется — лоб становится теплее. — И он, не отнимая руки, стал гладить ее лоб, лицо. У Риты Ивановны чуть дрогнули веки. Виктор, опустившись на колени, стал уже обеими руками гладить ее по лицу, приговаривая: