Выбрать главу

Ольга Васильевна отшвырнула ногой сено, саму Лиду, схватив ее за руку, отбросила далеко от двери.

Но тут, к изумлению всех, дверь раскрылась, и на пороге появился сам Сергей Петрович Деленчук в новом распахнутом пальто. Лицо у него дергалось от волнения. Прижав велюровую шляпу к груди, он жалобным голосом обратился к жене:

— Ну что ты скандалишь?.. Все равно ведь уйду… Хоть на каторгу, но уйду!..

— Не уйдешь, не уйдешь! Убью! — крикнула Лида и стала искать камень или что-нибудь другое. Вспомнив про палку, которой разбила стекло в форточке, она забежала за дом и вернулась с палкой в руке.

— Я в милицию заявлю! — сердито крикнул Сергей Петрович и топнул ногой. Лицо у него стало каменное.

— Ах, в милицию! — Она размахнулась палкой. Он успел отбежать в сторону, прикрыть голову шляпой. Удар пришелся ему по плечу.

Под хохот мальчишек Сергей Петрович бросился к воротам, юркнул в калитку.

Лида Деленчук побежала за ним, у ворот обернулась, увидела Ганну, что-то энергично объясняющую Ольге Васильевне, и пригрозила ей палкой, которую не выпускала из руки:

— А с тобой, гадина, у меня будет особый разговор!

В ответ погрозила кулаком Ольга Васильевна.

— Угрожает!.. От этой дряни всего можно ждать, — расстроенная, проговорила Ганна.

Вечером, управившись по дому, Ольга Васильевна снова пришла к Ганне. О дневной малоприятной истории вспомнили мельком.

— В другой раз буду поумнее, — подытожила разговор Ганна.

Посидели, поговорили о том, о сем. Порадовались первому снегу. Скоро и Новый год!

Ольга Васильевна среди соседок была самой близкой подругой Ганны, хотя и была старше лет на двенадцать. Опытная медсестра, она давно работала в женском отделении местной больницы. В трудную минуту она могла заменить и акушерку. И часто заменяла. Положение у нее в больнице было привилегированное, ее боготворил главный врач, и она в нем души не чаяла.

Среди самого пустячного разговора, когда перескакивают с пятого на десятое, Ольга Васильевна вдруг спросила:

— А что, если бы тебе попался серьезный жених? — Лицо у нее было загадочное, смотрела она прищурившись, изучающе.

— Хочу жить одна, Ольга Васильевна, — с мольбой в голосе ответила Ганна. — Я уже привыкла к одиночеству. Сама себе хозяйка! — И с удовольствием вытянулась на стуле, хрустнула всеми косточками.

— Дурочка, — сказала Ольга Васильевна. — Это на первых порах хороша свобода. Потом будет скучно одной. Узды захочется.

— Нет, Ольга Васильевна, — с какой-то бесшабашностью проговорила Ганна. — Я еще в Крым хочу! Мне обещали путевку, которая полагалась Ивану. Посмотрю, какое оно, Черное море, и как растут пальмы.

— Сдался тебе этот Крым! — Ольга Васильевна махнула рукой.

— Не скажи, не скажи! Народ не дурак, все туда едут.

— А потом десять лет отплевываются!.. Рассказывают, что там ни пройти, ни проехать. И у моря валяются чуть ли не друг на дружке. От солнца негде скрыться, пообедать — и то часа два надо простоять в очереди. Пропади пропадом такой отдых!

— Ругают, а едут, — не сдавалась Ганна. — К нам, в Карпаты, небось не стремятся. И горы тут, и фрукты навалом, и воздух самый чистый на свете, а едут все же в Крым. А кто к нам? Туристы и школьники! Вот и все твои курортники!

— Не скажи, не скажи… Едут профессора и другие ученые из Москвы и Ленинграда, — разглаживая скатерть по краю, с обидой сказала Ольга Васильевна.

— Ну, твои не в счет!..

У Ольги Васильевны летом обычно отдыхали муж и жена, московские биологи, люди старые и добрые, с которыми она вечерами подолгу просиживала за чаем. Какие только она не заваривала чаи! Из мяты, из зверобоя, из ромашки, из тмина!.. Из незнакомых биологам «материнки» и «деревия»… А то из цветов липы, из ростков вишни. Распивались чаи с мелко наколотыми кусочками сахара — щипчики всегда лежали на столе — на веранде, где повсюду были натыканы в мешочках или в пучочках луговые травы и цветы. Их запах сводил биологов с ума, они готовы были дневать и ночевать на веранде.

— Потом, еще поваляться хочу в постели, — снова с какой-то бесшабашностью, так не присущей ей, проговорила Ганна. — Отоспаться хочу за многие годы!

— На том свете успеется! — хмыкнула Ольга Васильевна.

— И на этом надо успеть!.. Хочу потом вернуться в самодеятельность. Уже ходила, просилась в хор. Не в основной, в котором была когда-то, а в подсобный, старушечий.

— Могла бы петь и в основном. Зря ты тогда послушалась Ивана, бросила это дело. Уж наездилась бы по свету, — сказала Ольга Васильевна.