Федор вышел в коридор и, уже закрывая дверь, сказал Ганне Стефурак, что за сыночком придет кто-нибудь вечером.
Он стремглав пронесся через двор к воротам, Леся и Вова — бегом за ним. Но, оказавшись уже на улице, ни Леся, ни Вова не стали догонять отца. На десять шагов от него отстал Вова, на двадцать, к тому же все замедляя и замедляя шаг, — Леся… Каждому из них хотелось остаться одному со своими мыслями, разобраться в только что происшедшем, в особенности — Лесе.
Не то же ли самое происходило в только что оставленном ими доме?
Когда все ушли, Игорек, с умилением глядя на Ганну, уже совсем успокоившийся и так легко свыкшийся со своим положением, снова стал водить пальчиком по ее бинтам.
— Как хорошо, что все ушли, правда? Пусть они живут у себя, а мы будем жить вдвоем здесь? Ты хочешь, мама?..
Ганну била мелкая дрожь, словно лихорадило. Она встала, накинула халат. Потом раздела Игоря, положила перед ним на стол все, что ей в комнате показалось похожим на игрушки, в каком-то бессознательном состоянии подошла к тихо гудящей газовой печке, к чему-то открыла и закрыла дверцу и вышла в соседнюю комнату, чтобы немного побыть одной, прийти в себя, собраться с мыслями, понять, что же произошло сегодня…
Поздно вечером за Игорем пришел не «кто-нибудь», а сам Федор с дочерью. Федор остался на улице, привалившись к фонарному столбу, видимо установленному дня три назад, так как еще и стружка не была убрана вокруг. (После случая с Ганной улицу наконец-то решили электрифицировать, поставили на равном расстоянии друг от друга три фонаря.)
Леся одна пошла за братом — не пошла, а побежала!
Игорек спал на кушетке, отбросив к ногам тяжелую, в зеленую клетку шаль, разметав руки — в комнате было жарко натоплено. Леся подняла его, кое-как напялила на спящего крепким сном одежонку, взвалила себе на правое плечо и понесла домой. Она даже не удостоила взглядом лежавшую на кровати Ганну, которая полными слез глазами внимательно наблюдала за каждым ее движением.
Когда на улице она проходила мимо Федора, тот спросил:
— Снесешь одна?
— Снесу, не беспокойся… Можешь спокойно посидеть у своей курвы! — с ненавистью ответила Леся.
Лесе казалось: она разобралась во всем происшедшем. Ее обманули! Вся дневная сцена в ее глазах выглядела хитро инсценированной и хитро подстроенной, рассчитанной на дурочку. «Меня принимаете за дурочку? — смеялась она про себя, идя рядом с отцом. — Так я вам покажу!» И вот — показала!.. Она сразу почувствовала то, что еще не дошло до ее маленьких и глупеньких братиков: эта израненная и чужая женщина может претендовать на роль их новой матери, войти в их дом, распоряжаться и хозяйничать в нем, наряжаться вместо нее, Леси. Этого еще не хватало!.. В новых нарядах будет ходить она, а не эта бабенка!.. Она презирает ее, а потому называет как заблагорассудится.
Услышав грязное слово из уст дочери, Федор вспыхнул, ошалело посмотрел Лесе вслед, потом сделал несколько судорожных шагов, чтобы надавать ей оплеух, но вовремя спохватился: может испугаться Игорек.
Он долгим взглядом проводил дочь до самого поворота улочки, где она с тяжелой ношей растворилась во мраке, вернулся к своему фонарному столбу, снова привалился к нему, пытаясь успокоиться. Подумал: «Давно, давно начала дерзить Леся, еще мать была жива, но сейчас совсем распустилась. Возраст, что ли, у нее такой?.. В последнее время она и часа не усидит дома, все пропадает на «монастырской стороне». Там — подружки, там их кавалеры… Да, детям нужен присмотр, мне некогда с ними заниматься, и мальчишки могут отбиться от рук… Но где им найти новую мать — вот задача!»
Он уже хотел вернуться домой, будучи в отвратительном настроении, но, повздыхав, все же поспешно направился во двор к Ганне Стефурак вручить ей принесенный подарок. Под мышкой у него была зажата завернутая в газету инкрустированная шкатулка собственной работы. Дорогая была шкатулка, из грушевого дерева. Над такой надо поработать недели две. Инкрустировалась она перламутром, металлом, бисером. Делать подарки — было слабостью Федора. Потому-то у него дома, в отличие от других резчиков, полки, на которые выставлялись готовые изделия, всегда пустовали.
Он мучительно думал, с какими словами преподнести эту шкатулку Ганне Стефурак. Уже перед верандой решил, что скажет так: «Вот маленький подарок будущей участнице самодеятельного хора…» И конечно, поблагодарит за Игоря. Что с него взять? Еще многого не понимает, несмышленыш…