Но мужественным и деятельным Тихонов был не только в годы войны. Когда началась «холодная война», он возглавил Советский комитет защиты мира и многие годы активно боролся за всеобщий мир со всем присущим ему вдохновением поэта и упорством солдата!..
Многое сделал Тихонов в литературе как писатель и как организатор литературного процесса. Ему многим обязаны национальные литературы.
Меня всегда в Тихонове поражали его богатырская работоспособность, его разносторонние интересы, его ненасытная жажда к путешествиям и знакомству с другими народами, другими литературами, и при всем этом — внимательное отношение к собратьям по перу, к их нуждам, готовность помочь человеку в беде.
И после переезда в Москву он оставался ленинградцем, гордился этим, незримо шефствовал над писательской организацией нашего города.
Но теперь к нему за помощью и советами обращались и москвичи.
Даже в последние годы своей жизни, когда болел, он в письмах ко мне просил, чтобы я прочел, а если приглянется, то опубликовал бы на страницах «Звезды» цикл стихов молодого поэта, он рекомендовал книгу бывалого человека, он просил приехать в Москву и принять участие в вечере памяти товарища…
И при всей своей занятости работой над новыми книгами, — иногда сразу над двумя и тремя! — общественной деятельностью, разъездами Тихонов всегда был внимателен ко мне, присылал отзывы на мои новые книги и журнальные публикации.
Я всегда испытывал радостное чувство, когда встречался с Николаем Семеновичем в Москве, или когда получал от него письма, или когда открывал его новую книгу стихов, прозы, публицистики.
Я хочу хотя бы коротко рассказать о наиболее памятных встречах и переписке с Тихоновым, обо всем добром, что он сделал, в частности, для меня.
Аналогичное, наверное, могли бы рассказать и другие писатели-ленинградцы — с Николаем Семеновичем дружили и переписывались многие.
Это было в начале мая 1940 года.
Поздно вечером в коммунальной квартире, в которой я жил, раздался телефонный звонок. Я взял трубку. Послышался рокочущий басовитый голос:
— С вами говорит Ставский…
Фамилия эта мне была хорошо известна. Владимир Петрович Ставский, автор известного романа «Разбег» — о коллективизации на Кубани, — секретарь Союза писателей, главный редактор журнала «Новый мир». Во время зимней кампании он приезжал в Ленинград, я слышал его темпераментное выступление в Доме писателя имени Маяковского. Человек боевой, участник гражданской войны, старый коммунист.
Но мы лично не были знакомы.
— Мы вот тут сидим вдвоем с Николаем Семеновичем Тихоновым в гостинице, — продолжал рокочущим баском Ставский, — обсуждаем одно серьезное и срочное дело… Не могли бы вы завтра к десяти утра прийти в «Асторию»?.. Вместе бы и позавтракали…
— Владимир Петрович, если не секрет… — начал было я.
Он мне не дал договорить:
— Хотим с Николаем Семеновичем предложить вам принять участие в одном важном двухтомнике.
— Я буду у вас в десять утра!.. — ответил я.
В назначенный час я был в «Астории». В первой комнате номера Ставского я застал одного Тихонова. Он стоял у раскрытого окна и курил трубку.
Поздоровавшись, Николай Семенович с ходу попросил меня активно включиться в работу над военным двухтомником, который готовит Владимир Петрович Ставский.
Я обещал.
Мы сели на диван.
— Как у вас движется роман? — поинтересовался Тихонов.
— Пока что медленно… Вот уеду на юг, тогда, надеюсь, работа пойдет быстрее…
Незадолго до этого в редакции «Звезды» я рассказал о романе «Огни в бухте», посвященном бакинскому периоду жизни Кирова. Мне из фонда журнала дали двухмесячную командировку. Тихонов поддержал и замысел романа, и командировку, и даже… длительный творческий отпуск с 15 июля, с заменой меня в штате редакции молодым прозаиком Яковом Ильичевым.
Поддержка Тихоновым всего, что касалось нового романа, была для меня особенно ценна тем, что он сам разрабатывал кировскую тему. Недавно, например, он совместно с кинорежиссером Львом Арнштамом написал сценарий фильма «Друзья», где в образе главного героя Алексея запечатлел многие черты Сергея Мироновича Кирова. Чувствовалось, что Тихонов еще напишет о Кирове.
Раскрылась боковая дверь, и из смежной комнаты вышел Ставский. Он хорошо мне запомнился: чуть выше среднего роста, коротко остриженный, коренастый, в галифе, в черной свободной косоворотке, подпоясанной тонким пояском.
Мы обменялись рукопожатием, и Ставский пригласил Тихонова и меня к уже накрытому столу. Мы принялись завтракать.