Мы здороваемся, я беру у него чемоданчик, а он, взяв под руку дам, — и ту и другую звать Ольга Ивановна, — рассказывает им что-то смешное…
Весь день 23 января Тихонов проводит среди своих родных на Зверинской, 2, на старой своей квартире. Вечером у него собираются друзья.
24 января, в полдень, я заезжаю за Николаем Семеновичем. Мы садимся в машину и едем на проспект Максима Горького, оттуда — на Кировский проспект… Тихонов с интересом оглядывается по сторонам, задает самые различные вопросы.
По свинцово-холодной Неве плывет шуга. Машина спускается с моста и медленно едет мимо Марсова поля с полыхающими красными знаменами у занесенных легким покровом снега могил Жертв революции.
Тихонов рассказывает, каким ему запомнилось Марсово поле в дни блокады: где находились огороды ленинградцев, где стояла зенитная батарея.
Мы пересекаем весь город, едем по Московскому проспекту на площадь Победы.
Здесь заканчиваются работы по установлению Монумента героическим защитникам Ленинграда.
Тихонов выходит из машины. Вокруг Монумента много всякого народа, больше зрителей, но и строителей достаточно. Здесь же со своими помощниками находится скульптор М. К. Аникушин. Мы коротко беседуем с ним и обходим площадь — Тихонову хочется взглянуть на скульптурные композиции «Победители» и «Блокада» с разных точек. По площади движется вереница машин, подъезжают самосвалы с дымящимся асфальтом, катки трамбуют обочину дороги… В другом месте убирают строительный мусор… Вокруг нас много суетящихся людей… Но все происходящее не раздражает Николая Семеновича, а наоборот — радует.
— Люди чувствуют ответственность за порученное дело, — говорит он мне, — хотят достойно отметить тридцатилетие снятия блокады. Площадь-то называется — Победа!..
— Да, это так, — отвечаю я. — Двадцать седьмого января сюда придут десятки тысяч ленинградцев возложить цветы к подножию памятника.
Довольный осмотром памятника, Тихонов говорит:
— Не поехать ли нам еще в один из новых жилых районов Ленинграда?
Мы едем в сторону Купчина.
…Утром 25 января я раскрываю «Ленинградскую правду» и читаю там статью Тихонова «Город славы».
Звоню Николаю Семеновичу. Поздравляю его со статьей, договариваюсь о вечерней встрече. Прошу его не сердиться, что днем я не смогу уделить ему времени.
— Занимайтесь своими делами, — говорит Тихонов. — Днем ко мне придут поэты.
Вся первая половина дня у меня проходит в хлопотах в Союзе писателей. Очень уж хочется, чтобы наш завтрашний вечер был памятным для всех его участников, и в особенности для ветеранов войны. Разработан сложный, но интересный, нестандартный сценарий вечера, концерта и товарищеского ужина.
Во вторую половину дня я в редакции «Звезды» встречаюсь с писателями-фронтовиками, участниками ленинградской обороны, приехавшими на праздник 30-летия снятия блокады.
В шесть часов вечера заезжаю за Тихоновым, и мы едем на торжественное заседание, посвященное 50-летию переименования Петрограда в Ленинград.
В громадном концертном зале «Октябрьский» собрались тысячи людей: ветераны ленинской гвардии, ударники первых пятилеток, защитники города-героя, новаторы производства.
Николая Семеновича усаживают в первом ряду президиума, среди руководителей города, как одного из самых почетных гостей.
…26 января — вечер в Союзе писателей. Ленинградские литераторы отмечают дату 50-летия переименования города и 30-летия полного снятия блокады. Зал полон людей. Пришли не только литераторы, но и члены их семей, родные и близкие писателей-фронтовиков, художники, журналисты, работники издательств.
На сцене, за журнальным столиком, сидим вчетвером: Тихонов, я, директор Невского машиностроительного завода имени Ленина Великанов и начальник политотдела Ленинградского ордена Ленина гвардейского корпуса Шахрай.
Программа вечера очень разнообразна.
Но вот я предоставляю слово Николаю Семеновичу. Он встает, подходит к микрофону. Зал встречает его продолжительными аплодисментами.
Держась одной рукой за металлический стержень, на котором укреплен микрофон, Николай Семенович говорит о значении двух отмечаемых праздников и переходит к рассказу о днях блокады Ленинграда.
Известно, каким прекрасным оратором и рассказчиком является Тихонов. Но его часовое выступление на сегодняшнем вечере потрясает всех.
900 блокадных дней оставили в душе Тихонова неизгладимый след. Потому-то его рассказ — доверительный, эмоциональный — достается ему очень даже нелегко. Надо учесть и возраст — Николаю Семеновичу скоро восемьдесят лет, за последние годы он стал грузноватым, и ноги не так хорошо его слушаются. Рассказывать больше часа стоя, на виду у всего зала — это не под силу даже людям много моложе его. Иногда я замечаю, что нет-нет да и качнет его вроде бы в сторону, — тогда он крепче сожмет в руке металлический стержень. Я дважды пытаюсь предложить ему стул, но Николай Семенович отказывается сесть и продолжает говорить.