Тут же в толпе какие-то подозрительные типы с заговорщическими и испитыми лицами предлагали каждому «золотые» кольца из самой что ни на есть чистой меди.
Купив у одной из старушек десяток свечей, Ганна с трудом пробилась за церковную ограду, прошла мимо церкви, из раскрытых дверей которой неслось пение хора, и направилась к могиле Стефурака.
Меж могил по тропочкам со скучающим видом разгуливали дачники, разодетые как паны, и туристы, похожие на бродяг в своих облезлых, выцветших джинсах и курточках из мешковины. Народ этот был любопытный, падкий на зрелища. Они всюду совали свой нос.
У многих могил толпились родные. Куда ни посмотришь вокруг — на крестах уже висят венки из свежих цветов или, как взяли сейчас в моду, венки искусственные, из нейлона или перлона, в целлофановых мешочках. Нет, она, Ганна, принесла венок из живых цветов.
Повсюду горели свечи. На иных могилах можно было насчитать и по двадцать, и по тридцать свечей. Торжественно и празднично выглядело кладбище в бесчисленных огоньках.
Она подошла к могиле своего Ивана, повесила венок на железный крест и стала прилаживать свечи у его подножия. Достала огонька у соседей. Молча постояла, закрыв глаза.
Свечи разгорелись и полыхали жарким огнем.
Озираясь по сторонам, сравнивая могилу Стефурака с соседними, она подумала, что и Ивану надо поставить памятник. Не сирота же он какой-нибудь, имеет живую жену. Вон нынче все ставят какие богатые и затейливые памятники. Чем же ее Иван хуже других?.. Да, народ нынче пошел богатый. Другому ничего не стоит выбросить на памятник и тысячу, и две тысячи. Денег теперь никому не жалко. Никто их не бережет. А раньше копили каждую копейку, и все на землю. Каждый старался купить лишний морг земли или лесу. По количеству земли строились отношения между людьми. Больше земли — и больше почета. Вот как было совсем недавно!.. Сравнишь памятники нынешние и еще недавних лет, когда весь этот прикарпатский край принадлежал польским панам, как и соседние области — мадьярским и румынским помещикам, и диву даешься, как всюду изменилась жизнь. Даже по кладбищу это видно. Памятник раньше мог поставить только очень богатый и знатный человек. Если сейчас пройтись по кладбищу, эти памятники можно по пальцам сосчитать. Все больше ставили простые деревянные кресты. Правда, бывали кресты и в два обхвата толщиной, и в два человеческих роста. Делали их из дуба, они долго простоят. Они и сейчас вон как возвышаются среди других крестов на кладбище. А нынче что ни памятник, то заказывают художнику и просят, чтобы их памятник ничем не напоминал соседние, смотрят и обсуждают эскизы, привозят откуда-то издалека камень. Да, она тоже поставит своему Ивану памятник, пусть не такой уж и богатый, но красивый. Посоветуется с соседями. Может, что и Федор подскажет. Ведь он, Иван, был не хуже других, и как она понимает сейчас, даже лучше, лучше, лучше. Кто же виноват, что он был такой нетерпимый к несправедливости? Зря, конечно, она иной раз попрекала его этим.
Она огляделась по сторонам, отошла от своих дум. На кладбище было празднично и от нарядной толпы, и от нарядных венков, и от обилия горящих свечей. Особенно много свечей горело у церковных крылечек. Свечи стояли среди травы, густо натыканные рядками.
Только вот стало хмуриться небо, и она с опаской посмотрела, откуда набегут тучи. Потянуло холодом. А еще час назад как будто бы ничто не предвещало надвигающегося дождя. Ярко светило солнце, небо было голубое, многие рачительные хозяева с утра пораньше распустили сено. И она это сделала. Она все смотрела и смотрела на небо. Неужели дождь испортит сегодняшний праздник? Неужели?.. Да, испортил… В какие-нибудь десять или пятнадцать минут с Верховины набежали низко стелющиеся тучи, сразу как-то потемнело вокруг, и пошел мелкий, частый дождь. Она подумала, что не зря и вчера в саду было так много дроздов, они скакали в траве, подбирали червей. В сухую погоду ведь дроздов никогда не увидишь в городке.
Она, как и стоящие у соседних могил, еще некоторое время храбро мокла под дождем, а потом побежала к церковному крыльцу — не к тому, через которое всегда входили мужчины или сидели там на скамейках, важно беседуя обо всем на свете, а к боковому, женскому. Но здесь даже на ступеньках народ стоял стеной. Из церкви неслось: «Аллилуйя, аллилуйя», и многие на крыльце повторяли «аллилуйя» и крестились.
Нет, она не сделала попытки даже подняться на одну ступеньку, чтобы укрыться от дождя, а тем более пройти внутрь церкви, как это делали другие, энергично работая локтями. Она не повторила «аллилуйя» и не перекрестилась. Она побежала к ширококронному ореху, под которым прятались женщины, одетые так же легкомысленно, по-летнему, как и она. Что бы догадаться взять зонтик или плащ!