— Да, такого и нарочно не придумаешь. Один сын и то…
— Про это давай ни слова, договорились? — Фесюк сердито посмотрел на гостя и с бутылкой в руке плюхнулся на стул.
— Ладно уж, к слову пришлось. — И Кривенюк сел напротив.
Фесюк разлил водку, взял стакан.
— Не знаю, правильно поступил или нет, но вот вернулся домой. Нет мне жизни без Карпат!.. Хорошо ведь устраивался в разных городах — и на Алтае, и в Мордовии. Поработал немало и на больших стройках, и в колхозах. Сам знаешь, рабочие руки всюду теперь нужны.
— Еще бы, не как раньше было, — снова охотно ввязался в разговор Гринь Кривой, — не надо ездить в Канаду или Бразилию, гнуть спину на заморских буржуев. Знаешь, сколько украинцев эмигрировало за океан только из Галичины с девятисотого по девятьсот десятый год? Триста пятьдесят тысяч! И столько же — с Закарпатья. А теперь — у самих до черта работы.
— Вот-вот, — согласно кивнул головой Фесюк, но нехорошо посмотрел на Кривенюка, подумал: «Кто он и что он сейчас? Разговаривает, как агитатор какой». Сказал на всякий случай: — У меня ведь и профессия хорошая, плотник и столяр, все могу делать.
— Хлебная работа, — согласно кивнул головой Кривенюк. — Теперь богато живут не куркули, а плотники, печники, шоферы — одним словом, рабочий класс. Держи голову выше!
— Да куда уж выше, — рассмеялся Фесюк, протягивая стакан.
— Твое здоровье! С возвращеньицем! — Кривенюк чокнулся, выпил, сунул в рот ломтик огурца. — Как сейчас подумаешь, выходит, зря эти дураки бандеры воевали с советской властью. Жить можно ой как хорошо! Зря боялись. Ведь всех почти миловала. — Он пытливо посмотрел Фесюку в глаза. — Ты случайно не затаил обиду?
— Чего обижаться-то?.. Что заслужил, то и получил. Могли бы и больший срок дать. Учли — не закоренелый злодей…
— А что так долго не возвращался домой? Чего столько лет мотался по свету?..
— Людской молвы боялся… Как встретят дома, в селе? Не безвинная овца, хватает грешков…
— Да, грешки, грешки! — вздохнул Гринь Кривой. — Как подумаешь, сколько зазря народу убито при немцах! Сто тысяч, миллион, а может, и все два миллиона?.. Кто считал!.. Вот твой сынок сейчас этим как раз занимается, спроси у него, книжку какую-то пишет, изобличает ОУН и Бандеру… Лекции читает по селам, поносит всякий национализм. Заодно по каждому селу собирает имена погибших, записывает, при каких обстоятельствах погибли, кто мог убить. Так, пожалуй, и отца родного не пожалеет, занесет в список на вечные времена. Не хотелось бы, правда, Василь?
— А ведь и тебя может увековечить, — поддел его Фесюк.
— Меня-то за что? Курицы в жизни не зарезал.
— А с автоматом не бегал?..
— Ну, был порученцем, всякие пакеты разносил, а порученцу положено оружие, это каждый знает. Так что, выходит, не за что, не за что, Василь Петрович! К тому же, дураку, тогда было семнадцать лет, что понимал. За мирный же характер ведь мне дали псевдо Голубь.
— Скажи пожалуйста, и отчество мое не забыл!.. Ладно уж вспоминать, — махнул рукой Фесюк. — Ты лучше расскажи, где и кем работаешь.
— Упаковщиком при складе, Василь Петрович. У нас ведь в колхозе прибыльное подсобное хозяйство. Мастерская по производству сувениров, ну и штат резьбарей по дереву, всякие шкатулки и тарелки выделывают. Резьбарь сейчас — главная фигура в наших краях. Все стали сходить с ума по гуцульскому искусству. И не только у нас, но и за кордоном. Может, за старое возьмешься, будешь резьбарить?
Фесюк покачал головой, разжал пальцы?
— С этакими руками? Нет, резец любит чуткие пальцы, не гожусь. А вот плотничать или столярничать — есть еще силы. Правда, в последнее время что-то побаливает спина, да и радикулит донимает.
— Делал бы ты двери и оконные рамы, купался бы в деньгах. Дома́-то сейчас возводят быстро, кирпича сколько угодно, а вот где достать все остальное? Мастеров ныне мало осталось, молодежь на это дело не идет, ей подавай технический прогресс, а кто будет крыть крышу? Печь ставить? — Почесал затылок, вздохнул. — Как подумаешь, кругом одни проблемы, Василь.
— Боюсь, что тяжелую работу мне теперь трудно будет делать, мне что-нибудь полегче.
— А то устраивайся к нам в мастерскую, помогу тебе. Будешь надомником, в мастерской все равно мало места, в две смены работают.
— Подумаю, время есть, — сказал Фесюк. — Куда спешить? Дети хлеба не просят.
— Лишние гроши не помешают. Новый дом поставишь.
— И на кой бес он мне? И в этой хате доживу свой век. Правда, ее придется как следует отремонтировать — и крышу новую поставить, балки сменить. Я уже понемногу начал, не заметил новые ступеньки на крыльце?