— Где нынче найдешь дураков!
— Как работается? Как выполняешь план? — прокричал Кривенюк.
Дед демонстративно зажал уши руками, потом сказал:
— Глупее не придумаешь работы. Делай с утра до вечера одно и то же. А с планом ничего, справляюсь.
Посреди прокопченной избушки стояла плита, на ней — прокопченная ванна с горячей водой, на углях лежало пять штук раскаленных добела жигал.
С кучи, лежащей слева, дед брал круглую заготовку с просверленной серединой, натренированным движением прожигал на ее поверхности шесть одинаковых отверстий на равном расстоянии друг от друга, а потом одним ловким поворотом жигала прочищал нутро будущей сопилки. Бросив заготовку в кучу справа, дед брал новую. Если она была кривая, он опускал ее в ванну, чтобы потом выпрямить, брал следующую заготовку, совал остывшее жигало в угли, хватал рядом раскаленное — и все повторялось сначала.
— Из чего нарезают заготовки? — спросил Фесюк, наблюдая за механической работой деда.
— Из простой лещины, — ответил дед.
— И большие бывают заказы?
— Сорок тысяч штук в год, — на этот раз ответил за деда Кривенюк как человек более осведомленный и в какой-то мере «администрация». — За них платят золотом, Василь Петрович. По десять — пятнадцать тысяч берут только Япония и Канада. Мне-то приходится заколачивать ящики!
Фесюк взял прокопченную палочку, пахнущую дымком, повертел в руках, бросил в кучу.
— Ты не смотри, Василь Петрович, что у нее никакого сейчас виду, — прокричал Кривенюк, — очистят, окрасят — и любо будет глядеть и играть на ней.
Фесюк молча вышел, Кривенюк поплелся за ним. Уже поднимаясь к мельнице, Фесюк сказал:
— Нет, это занятие не для меня.
Вышли к мельнице, молча прошлись по берегу.
Вдруг Кривенюка снова осенило:
— Василь Петрович! — Он судорожно схватил его за рукав. — А может… будешь делать вишенки? — И посмотрел на него каким-то новым, оценивающим взглядом.
Фесюк перехватил этот взгляд и весь насторожился. Но спросил:
— Это еще что за вишенки?
— Идем, идем, все расскажу и покажу! — И, сильнее обычного припадая от волнения на левую ногу, Кривенюк повел Фесюка по тропке, ведущей к соседнему горбу.
Фесюк еле поспевал за ним.
Не заходя в дом, Кривенюк затащил гостя к себе в мастерскую, с грохотом снял замок, отбросил дверь. Это было нечто напоминающее сарай и гараж, половину занимал «Москвич» синего цвета. Еле-еле протиснувшись между стеной и машиной, они прошли в темный закуток. Кривенюк включил лампочку на двести пятьдесят свечей, и под ее ослепительным светом Фесюк увидел небольшой и простенький токарный станок, покрытый толстым слоем древесной пыли и опилок, рядом на полу — гору дощечек трех-, четырехсантиметровой толщины и примерно тридцатисантиметровой длины.
— В низу станка на отдельном приводе еще имеется сверло. Смотри! — Кривенюк щелкнул вторым выключателем — и внизу завертелось сверло. Он выключил его, схватил дощечку, зажал в станок, подвел под нее суппорт и, включив мотор, стал осторожно обдирать резцом края, а потом снимать с дощечки стружку. Когда заготовка округлилась, Кривенюк отрезал от нее небольшой шарик размером с вишенку. Это он сделал с такой привычной быстротой, что Фесюк и не успел как следует разглядеть процесс нарезки.
— Ловко у тебя получилось, — не без восхищения сказал он, положив на ладонь еще тепленький и словно прошедший полировку кругленький шарик. — А ну-ка покажи еще разок.
— Смотри внимательно за резцом! — Кривенюк снова подвел резец под дощечку, легким нажатием на него стал врезаться в дерево и, снимая стружку, сделал в нем полуокружность. Потом, передвинув резец сантиметра на полтора влево, он проделал тот же процесс, но в обратном направлении. В результате от дощечки отвалился второй абсолютно круглый шарик.
И этот перекочевал к Фесюку.
— У меня, пожалуй, так никогда не получится, — с сожалением проговорил неправду Фесюк. Удивительно цепкая память была у него, он мгновенно все запоминал. Хоть сейчас мог бы повторить все процессы нарезки вишенок, проделанные Кривенюком. Мысленно он это сделал и обрадовался тому, как хорошо у него все получилось.
— Получится! И я вначале так думал, когда брался за них. Потом будешь их щелкать как орешки. — Кривенюк нарезал еще один шарик, включил сверло, в каждом шарике просверлил по отверстию и отдал их все Фесюку.
— А тут какой материал идет?..
Они вышли во двор.
— Да береза, осина, липа. Материал не имеет никакого значения. Сперва будешь за час нарезать штук двадцать вишенок, потом попривыкнешь, будешь делать по семьдесят — восемьдесят штук. Но это, конечно, еще будут не вишенки. До вишенок еще далеко! Сейчас покажу весь процесс, сам и решишь, как тебе поступить. Но я всячески советую ими заняться. Работа хлебная, заработки большие. — Кривенюк закрыл мастерскую, повесил пудовый амбарный замок и повел Фесюка домой. Открыл дверь, пропустил его в коридор. Захлопнув дверь, тут же заорал: — Стефания, почему не начали работать? Пятый час! Собирай всех, а мы тут с сусидом малость поговорим, — и увел Фесюка в свою комнату.