— Да только начали репетицию! Теперь это затянется до десяти! — взмолилась Любка, взяв Федора под руку.
Он спросил у Ганны:
— А что вас снова привело в хор?
— Обстоятельства, — ответила Ганна и прямо посмотрела ему в глаза.
Он их отвел. Достал из внутреннего кармана надвое сложенную тетрадку, карандаш. Записал ее имя, фамилию, адрес, сказал, что переговорит с Николаем Ивановичем, просит зайти недели через две-три, потому что хор уезжает на гастроли по селам района.
— Зайду, — обещала Ганна.
Староста Федор ушел в зал, а Любка, теперь схватив за руку Ганну, сказала:
— Мужик он у нас хороший. Только смирный. Наши девочки никак не могут его растормошить.
— Уши у него только большие, — прыснула Ганна.
— И дети у него такие. Ушастые и лобастые!
— И еще чего-то его качает из стороны в сторону. Пьющий он?
— Да нет! Это от морской жизни. Ведь наш Федор действительную прослужил на флоте, потом еще три-четыре года сверхсрочно. Похлебал борщей на Черном море!..
На этом они распрощались и разошлись.
Сватались к Ганне и старые холостяки. Был среди них и мясник из кооперативного магазина Микола Андрусяк — тот, что совсем недавно так великодушно сделал ей надбавку в цене при покупке борова.
В свои пятьдесят лет он выглядел еще молодо, хотя успел нажить солидное брюхо при высоком росте. Физиономия же у него была наглая, бандитская.
Про себя Ганна давно называла мясника «бандеровцем». Для нее это было самое ругательное слово. Все бандеровцы ей казались вот такими. Когда Андрусяк разрубал баранью тушу, то ей чудилось, что он разрубает на части невинного человека. В их городке было много зверски убитых в годы войны.
Она редко, может быть раз в год, заходила в кооперативный магазин Андрусяка, предпочитая ему более дальний государственный, с молодым услужливым продавцом, который всегда у нее вежливо спрашивал: «Вам, пани, для какого блюда мясо?»
Андрусяк встречал покупателей или с ухмылкой, или же ненавидящими глазами; ни у кого ничего не спрашивал, кому что хотел, то и отвешивал. Если кто даже глухо начинал выражать недовольство, то он швырял мясо на прилавок и делал такое зверское лицо, что у покупателя пропадала всякая охота вступать с ним в дальнейшие пререкания.
У Андрусяка к тому же на наглой роже было написано: «Я — жулик, со мной лучше не связываться». И правда, никто его не арестовывал, никто не судил. Ганна давно наблюдала за ним, не специально, конечно, а так, интереса ради. О своих «открытиях» она обычно вечером рассказывала Ивану Стефураку. Он молча выслушивал ее, махал рукой: «Ничего с ним не сделаешь. Мясо всем нужно».
Ганна очень хорошо изучила жизнь мясника. Если бы он только знал об этом!..
Этот Микола Андрусяк, перед тем как утром идти на работу, обычно заходил в многолюдную и шумную столовую завтракать (холостяк, какой с него спрос!). Он выпивал свой традиционный стакан водки, основательно закусывал, съедая две-три порции горячего, и лишь после этого неторопливым шагом направлялся в сторону магазина, где его уже дожидался автофургон со свежим мясом и мясопродуктами. К двенадцати часам магазин у него был пуст, все продано. Андрусяк прикрывал дверь и шел по соседним продуктовым и промтоварным магазинам лясы точить, тискать продавщиц. Новенькие, из вчерашних школьниц, обычно с визгом вылетали на улицу… Натешившись, Андрусяк возвращался к себе, брал из-под прилавка круг колбасы — горлышко водочной бутылки у него уже выглядывало из брючного кармана — и неспешно плелся к реке, высматривая среди редких прохожих в этот полуденный мертвый час собеседника и собутыльника.
Вечерами его часто можно было встретить в «Карпатах». Шумно пил и гулял Андрусяк!.. Обычно он и расплачивался за всю компанию. У него была психология современного вора: все делать открыто, ни от кого не таиться.
К Ганне мясник пришел под видом покупателя дома: мол, слышал, что она собирается переезжать к сестре в город Калуш. Потом уж заговорил о женитьбе.
— Представьте себе, вы уже опоздали! — с удовольствием и даже со злорадством ответила ему Ганна. — На той неделе у меня свадьба.
— Как жаль, как жаль… А может, я лучше?.. — Он хулигански подмигнул ей. — Каждый день жрала бы вырезки!..
Она указала ему на порог и со звоном захлопнула за ним дверь.
Как-то к Ганне пришел свататься и настоящий бандеровец из тех, кто после войны был приговорен к двадцати годам за преступление во время немецкой оккупации. Отсидев свой срок, он недавно вернулся в городок.