Это был Никифор Баланюк из заречной части; на левом берегу, на «монастырской стороне», его мало кто и знал. Хаты, конечно, у него не было, строиться ему было лень, вот он и искал себе жену с хорошим домом и участком. Кто-то дал ему адрес Ганны.
Он долго рассказывал Ганне про свое житье-бытье, а когда стал вспоминать военные годы, Ганна вскочила, выбежала на веранду, потом во двор, закричала с такой душераздирающей силой, что к ее дому сбежалась вся улица.
Но Баланюка и след простыл.
Больше всех из соседей перепугалась Ольга Васильевна. Она только что пришла с работы, не успела еще и раздеться, как услышала голос Ганны. Вот точно такой же истошный крик раздался как-то при немцах. Ночью в доме номер тринадцать бандеровцы повесили хозяина в саду. Утром первой увидела повешенного Ксения Попадюк, живущая через дорогу. Вот она и кричала… Успокоить ее стоило больших трудов. Потом она совсем уехала из города, продав за бесценок свой дом.
Через какое-то время у Ганны снова во дворе появился Сергей Петрович Деленчук, преподаватель местного сельхозтехникума.
День был воскресный, прошел первый обильный снег. Зима вступала в свои права.
Ганна расчистила лопатой дорожку, ведущую от ворот к веранде, сильно устала и только собралась чаевничать, когда к ней постучались.
Она вышла на веранду и увидела на пороге Деленчука. С первого взгляда, правда, и не узнала его. Это было и немудрено. Вместо несчастного с виду, какого-то пришибленного жизнью немолодого человека перед нею стоял празднично одетый… жених! И распахнутое пальто на нем сидело отлично (это она сразу определила как самодеятельная, но все же портниха!), и костюм был новый, и вместо неопределенного цвета свитера на нем была сиреневая сорочка с галстуком. Ко всему Деленчук был чисто выбрит.
Она открыла дверь. Он галантно поздоровался, держа в одной руке велюровую шляпу, в другой — большую коробку конфет. Войдя же на веранду, Деленчук коробку сунул Ганне в руки со словами:
— Львовские! Экс-порт-ные! — и заговорщически ей подмигнул.
Это произошло так неожиданно, что, поблагодарив Деленчука, она от растерянности пригласила его в комнату. Ну не торчать же им было на холодной веранде. Он разделся и пошел за Ганной.
Она разлила чай, придвинула к нему вазочку с вареньем.
Видя, что она не решается открыть коробку, он это сделал сам. Она взяла одну конфету, откусила, с преувеличенным восхищением отозвалась о качестве львовских конфет, потом сказала:
— У вас, кажется, что-то случилось приятное в жизни, Сергей Петрович?
— Да, это так, — вдруг трагическим голосом произнес он и сделал каменное лицо.
— Что же это может быть?
— Я решил еще раз попытать счастья. Бог троицу любит! А вдруг вы передумали и жалеете об отказе?.. Еще раз предлагаю вам руку и сердце! — Он неуклюже приподнялся, чуть не уронив стул, поклонился Ганне, а подняв голову и мельком взглянув в окно, смертельно побледнел.
— Что с вами, Сергей Петрович?
— Она, — еле слышно произнес Деленчук.
Они сидели напротив друг друга. Ганна обернулась и увидела женщину, закрывшую калитку.
— Кто это? — Ганна настороженно посмотрела на Сергея Петровича.
— Жена… Лида… Вот-вот нас должны развести… — жалобно лепетал он.
Ганна вскочила и выбежала в коридор. Он — за ней.
— Закройте дверь на ключ! — закричал Деленчук.
Не зная, как поступить иначе, она закрыла дверь на ключ, вбежала в комнату, схватила со стола коробку с конфетами, сунула под подушку и, вернувшись в коридор, стала рядом с дрожащим Деленчуком у стены.
Так ей было страшно, так гулко стучало у нее сердце!
В дверь постучали. Еще раз. Дернули за дверь.
— Ой, как страшно, — прошептала Ганна. — Может, открыть?
— Ни в коем случае! Постучится и уйдет.
Снова дернули за дверь, но теперь нетерпеливей и сильнее. Раздалась грязная ругань в адрес Ганны.
Ганне казалось, что она сейчас умрет от страха. Вот так же в войну, когда наступали немцы и весь городок грохотал от выстрелов, она стояла у этой стены, прижавшись к матери. Матери казалось, что если пуля или осколок от снаряда попадут в их дом, то их защитит вот эта внутренняя стена.
В дверь продолжали стучать. Звенели уже стекла в окнах веранды.
— А черт с ней! — вдруг решился Сергей Петрович. — Открывайте!
Но когда она сделала первый робкий и необдуманный шаг, он схватил ее за руку, притянул к себе: