Искупался, поужинал. Потом подумал и в магазин сходил. Закупился, два огромных пакета приволок. Буду праздновать. И только после ужина убрал все со стола, занавесочки раздвигать не стал. Начал аккуратно раскладывать номиналы. Пересчитал все, задумался.
Два миллиона триста сорок семь тысяч. Мне кажется, это заначка на черный день покойного Касатонова. Скорее всего, толстяк большую часть левых доходов на счет в банке сбрасывал. А это — исключительно на совсем печальный случай. Или когда наличкой надо что-то оплачивать. Тех же шлюх, например.
Но в любом случае, у меня возникла небольшая дилемма. А именно. Надо решить — это теперь мои деньги, или их надо поделить с той же Макаровой. Или вообще со всем отделом.
Так прикидывал, эдак. В итоге жадность объединилась со здравым смыслом и я решил клад оставить себе. Ведь если всплывет, что «черный нал» в конторе нашли, это обязательно опять прогремит по всем этажам. Нас снова с дерьмом смешают. Чтобы не расслаблялись, само собой.
Зато если я на себя по чуть-чуть буду тратить, то мне точно будет хорошо. Сомневаюсь, что эти крошки сильно обрадуют семейство покойного. Судя по слухам, там и без того все в шоколаде. А для окончательного самоуспокоения я нашему заму тортик куплю. Поздравлю с окончанием мини-ремонта.
Кто молодец? Я молодец. У меня в шкафу теперь лежит зарплата за двадцать с лишним лет. И я смогу не только рыбные консервы на ужин открывать. Мясо, овощи и фрукты — вот наш выбор. В дополнение к рыбе.
Повеселев, достал из холодильника нарезку и соорудил себе несколько бутербродов. Отпраздновать находку. Потому что тортик — он завтра. А жевать хочется уже сейчас.
В пятницу босс появился после обеда. Невероятно довольный, сиял, словно начищенный медяк. Не задрал нос, прямо от лифтов прогулялся по отделу, подошел к моему столу.
— Иванов-сан.
— Лебедев-сан, — поприветствовал я его, встав. Я только что по статистике промежуточные тесты прощелкал, надеюсь через пару недель сдать этот тихий ужас. И не факт, что нужные результаты с первого раза сумею показать. Очень уж головоломная фигня оказалась. Поэтому сидел, переваривал слопанное на обеде и попутно слушал надранные обучалки по японскому языку. Оба тортика мы утром всем отделом приговорили. Народ оценил полочку, цветочки на ней и с удовольствием сжевал сладкое. Там и так-то каждому досталось по небольшому кусочку. Хоть пять тортиков приноси разом — все будет мало.
— Иванов-сан, благодаря вашей идее, нам удалось сделать отличную презентацию. Мало того, мы показали полученные новые цифры производительности труда и это благоприятно сказалось на общем мнении об отделе. Я очень надеюсь, что все выпавшие на нашу долю неприятности скоро забудутся. В любом случае — мне пообещали, что перевод на новую позицию будет оформлен раньше.
— Поздравляю вас, Лебедев-сан. Очень рад за вас, вы это заслужили.
— И когда я беседовал с руководством, меня попросили передать вам. Сегодня в шесть часов на десятом этаже будут заниматься стажеры, которых прислали из Японии. Они готовы встретиться с вами. Насколько я понимаю, там запланирована смешанная программа. Физическая подготовка, русский и японский язык.
— Я беседовал с Кимура-сан, она хотела сделать такое предложение.
— Да-да… Значит, в шесть. Еще просили предупредить, что стажеры очень хотят с вами заниматься кендо. Говорят, если вы согласитесь, это автоматически засчитают в качестве общественно-полезного хобби. Что благоприятно скажется на вашем положении внутри дзайбацу.
— … Кендо? Это когда палкой машут?
— Ну, я бы сформулировал чуть иначе. Но общий смысл вы угадали правильно… Значит, каждый рабочий день с шести до семи вечера. Штанга и прочее — это можно перенести на более позднее время.
Офигеть. Я теперь сраный офисный самурай…
Для занятий нам выделили отдельную комнату. Справа от зала на десятом этаже. Оказывается, там тоже раньше стоял длинный стол, куча стульев. Даже проектор под потолком болтался. Раньше. Зато теперь — тут будет еще один специализированный зал. Потому что трем японским обалдуям явно некомильфо с обычными работниками рядом со штангой дрыном размахивать.
Поэтому мебель вытащили, на полы постелили маты, сбоку на подставочках разложили малопонятную мне амуницию, включая длинные бамбуковые палки и сетчатые маски. Плюс огромная пластиковая белоснежная доска с маркерами. Опускающийся экран оставили — его за ниточку можно было туда-сюда двигать, прикольно. Это — для фильмов и обучающих программ. На доске — иероглифы писать или транскрипцию наиболее сложных русских слов. Кроме меня в комнате каждый вечер обязаны были присутствовать двое учителей. Старичок с благообразный бородкой «а-ля Калинин». Зимин-сан. Он должен был впихнуть в трех бедолаг грамматику и основы русского. Который японцы якобы изучали в университете, но говорили намного хуже «моя-твоя-казах-шабашник». И кругленькая хохотушка в джинсовом костюме с торчащими короткими косичками. Бывшая студентка, только что вернувшаяся из Токио. Вишнякова-сан. Учитель японского. Мне их всех представила Кимура, успев между делом заинструктировать, что «молодая леди» очень перспективная девушка из серьезной и богатой семьи, поэтому здесь на стажировке и обижать ее не надо. Хотя язык островных империалистов знает прекрасно, поэтому будет главным переводчиком в сложных ситуациях.