Наконец, все за столом. Зажигаем свечи, сумерки – лучший друг молодёжи, из кухни появляется зубастая тыква с дырками-треугольниками и со свечой внутри. Пробка от шампанского рикошетит от люстры в потолок и исчезает где-то за спинкой дивана. Все жуют и разговаривают одновременно, кто-то пытается произнести тост за викторию дня всех святых во всём мире, его шумно перебивают и предлагают напиться без повода. Мы так и делаем. От моей осенней хандры не остаётся и следа, тепло от выпитой водки догоняет шампанское и разбегается по всему организму, к мозгам от желудка, – моя голова от этого не умнеет, зато становится весело. Стол в сторону, танцуют все! Хватит святым маршировать – ставлю диск с ритмичным и громким, соседи – терпите, у нас тут танцы-шманцы. Мы скачем и прыгаем, кто во что горазд, и машем руками. Следующая мелодия – вполне себе сентиментально-страстная, я приглашаю на танго блондинку, у неё тонкая талия и вспотевшая от танцев спина.
Каким-то образом мы перемещаемся на кухню. Я рассказываю про то, как прошлым летом кампанией автостопом ездили в Петроград и почему это было так смешно. Я – само остроумие. Сквозь громкую музыку мне слышится собачий лай. Я испытываю головокружение от распирающих меня чувств, путая воздействие алкоголя с эмоциями. Блондинка раздваивается, та, что слева, нравиться мне больше, в дальнейшем я пытаюсь общаться именно с ней: ну и что, что мы только сегодня познакомились? Дорогая, я готов вам предложить руку и сердце! Станьте моей женой! Ну, хотя бы до утра! Я перехожу от рассуждений к действиям и пытаюсь поцеловать свою избранницу. Это оказывается непоправимой ошибкой для моего нетрезвого организма. Нет, мне страстно отвечают, вот только от поцелуя взасос мне становится дурно: «Мадемуазель, я дико извиняюсь». В ванной я застаю целующуюся парочку. Перемещаюсь в ватерклозет, в коридоре спотыкаюсь о собаку, едва не падаю. Ну, всё – сейчас с унитазом сыграю в тигра. Рычу на белый фаянс, становится легче. А повторить? Р-р-р! Понимаю, что с самого утра ничего не ел, а если что и съел – всё зря. И опять – Р-р-р! Я пуст, как бумажник банкрота. Не раскачивайте коридор! Прекратите! я иду в свою комнату, придерживаясь за стену. Цель моей никчёмной жизни – кушетка, и главное здесь – не промахнуться. Никакого! Никакого смысла снимать одежду, если утром всё равно одеваться – сколько усилий человечество тратит попусту. Какое-то время горизонтальное положение тела мне кажется предпочтительней вертикального. Это – наивная иллюзия, если лежать на спине, потолок и стены кружатся, наподобие граммофонной пластинки, но звук отсутствует. Оркестр, музыку! Сыграйте мне реквием! Прощайте все, я умираю! Прощайте, люди, иногда я любил вас! Некоторые из вас мне даже нравились! Хотя и не все. Если повернуться на бок, может в моей жизни что-то изменится к лучшему? Совершаю над собой последнее и решительное усилие, у меня в изголовье сидит черноокая болонка, и она говорит сердитым голосом тётушки:
– Ну что, Ванька, надрался, как порося?
Глава 2.
Я точно знаю, какое наследие я оставлю своим потомкам – первая строчкой моего завещания будет такой: «Никогда! Никогда не пейте портвейн после водки!»