Корф не мигая глядел на миниатюрное златовласое чудо в коротеньком сарафанчике с белоснежными желтоглазыми ромашками по зеленому полю и по-идиотски улыбался. Словно завороженный проследил взглядом за тонкими пальчиками, вернувшими на сияющее золотистым загаром плечико узенькую бретельку, под легкой тканью чуть качнулись упругие грудки. Непроизвольно сглотнув, заставил взгляд принудительно вернуться к изумительным линиям безупречного лица. Он повидал на своём донжуанском веку великое множество красоток, но эта… Сказочное, воздушное создание навевало мысль о нереальности существования подобного совершенства на грешной земле, но абсолютно по-земному взволновавшие Корфа чудесные холмики грудей, вновь всколыхнувшиеся под лёгкой тканью от глубокого вздоха, хрупкость лебединой шеи и ключиц, тоненькой талии за серебристым ремешком, точеная стройность обалденной красоты ног – всё доказывало абсолютную реальность девушки, которую Корф захотел всю и сразу. Только себе. В безраздельное владение. Навсегда. На веки вечные. И без разницы, что она подумает об этом – она должна принадлежать только ему, Владимиру Корфу, с этого мгновения и до скончания времен.
– Во… лодя… ты? Ты?! – вдруг донеслось до его сознания.
Корф непонимающе смотрел, как без того громадные глазищи вылезают из орбит, а лицо белокурой феи озаряет радостная улыбка.
– Я, – на автомате кивнул Владимир. – А ты…
– Аня. Я Аня Платонова, помнишь?
– Платонова? Дочка Марфы Егоровны?!
– Да, – кивнула девушка. – Вспомнил?
Владимир мгновенно унёсся мыслями в то чёрное для их семьи лето…
Маме становилось все хуже и хуже, она уже не вставала, почти не ела. От жизнерадостной активной женщины за несколько месяцев остались лишь воспоминания. Впалые щёки, синяки вокруг глаз, морщинистые худые руки – Вера Корф угасала на глазах, и никакие деньги бизнесмена-мужа уже не были способны её спасти. Рак затаился в самой глубине тела, коварно разрастаясь, но не давая о себе знать. Боли начались внезапно, сразу, резко, с такой силой, что мама падала в обморок, едва вскрикнув. Врачи разводили руками – последняя стадия, неоперабельная локализация. Тогда и появилась в их доме сиделка Марфа Егоровна с дочкой-школьницей. Но спустя всего полтора месяца её услуги более были не нужны. Стосковавшийся по женской заботе и уюту за время болезни жены Иван вначале попросил Платоновых задержаться до первых поминок. Потом до вторых… Замечая, что отец и Марфа украдкой бросают друг на друга молчаливые, но отнюдь не равнодушные взгляды, Владимир обиделся было на отца за предательство памяти мамы, но… Жизнь есть жизнь. Маму не вернуть, а отец нестарый ещё мужчина. Что же ему теперь, заживо себя хоронить? Достаточно безразлично пожав плечами в ответ на виновато-испуганный взгляд выходящей в халате из отцовской комнаты рано утром женщины, Владимир за завтраком спокойно продемонстрировал ровное дружелюбие в отношении Марфы и привычную уже заботу в стиле старшего брата – к Ане. Так бы и сложился новый уклад в осиротевшем доме Корфов, но внезапный приезд тётки Надежды вмиг перевернул всё вверх дном. По звонку «бдительных» соседей тётка ворвалась в едва затихший мирок, ещё хранивший печать прошедшего траура, на рассвете, под щебет просыпающихся птиц. Проследовав прямиком в спальню зятя, устроила Марфе шумный скандал с выбрасыванием женских вещей в раскрытые по случаю летней жары окна и демонстративным выталкиванием «пригретой змеюки» в лице полураздетой растрёпанной бывшей сиделки к парадному крыльцу. На робкие возражения растерянного вдовца Надежда безапелляционно заявила, что о них с Володенькой теперь есть кому позаботиться. Не имеющий сил сопротивляться Иван Иванович молча покорился напору свояченицы. Вскоре Владимир понял – тётка метит на место его мачехи, оттого и взбесила её новость о том, что желанная роль спутницы Ивана занята тихой и мягкой Марфой. Но столь далеко идущие планы встретили неожиданно резкий отпор со стороны обычно покладистого зятя, и Надежда солнечным сентябрьским утром сошла с чемоданом с крыльца особняка Корфов, как за месяц до того Марфа и Аня, чтобы более никогда не переступить его порога. Отец и сын остались своим мужским царством.
И вот теперь так неожиданно в жизнь Владимира вернулась Анна – повзрослевшая, расцветшая всей нежностью ранней юности, прелестная, словно лесная фея.
– Как… как мама, Аня?
– Нормально. По-прежнему ухаживает за больными, живёт в Сосногорске, как и раньше. А как твой отец?