Никаноров шёл по кромке поля, то и дело поглядывая вправо, туда, где виднелся курган. Там, если верить слухам, находился наблюдательный пункт Ротмистрова.
«А что, — думал сержант, — неплохая высотка для наблюдения, с неё все, как на ладони, вокруг видать…»
От кургана вырулил в сторону Прохоровки «виллис» и, набрав скорость, вскоре промчался мимо Никанорова, а затем свернул в сторону Беленихино. Времени было около семи часов вечера.
Сержанта остановили два связиста с катушками за плечами.
— Землячок, закурить не найдётся?
— Отчего же не найдётся, — и Никаноров полез за кисетом, щедро сыпанул махорки бойцам.
— Что-то начальство мотается, — он кивнул головой в сторону промчавшегося «виллиса».
Сворачивая самокрутку, один из связистов словоохотливо объяснил:
— А чего же им не мотаться — сражение на носу. Это Ротмистров с маршалом Василевским проехали, исходные районы осматривают. Василевского сам товарищ Сталин прислал, приказал ему неотлучно находиться в 5-й гвардейской и в 5-й общевойсковой.
— Да? — удивился Никаноров. — И всё-то вы знаете!
— Служба, браток, у нас такая. Слышали мы, что командиры должны осмотреть позиции 29-го и 18-го танковых корпусов.
Другой связист раздражённо буркнул:
— Язык у тебя, Семён, что помело. Смотри, как бы не загремел ты из-за него под фанфары…
— Да брось ты, Яшка, везде тебе шпионы чудятся… Тебе только в СМЕРШе служить…
Не успел сержант дойти до расположения своего батальона, как «виллис» на бешеной скорости промчался обратно.
«Чего это он?» — подумал с недоумением Никаноров, но лишь позже от младшего лейтенанта Тришкина, узнал, что автомобиль с Ротмистровым и Василевским чуть не нарвался на подкрадывавшиеся к Прохоровке фашистские танки, которые затем остановили и заставили попятиться обратно.
В расположении танкового батальона, кроме Тришкина, сержанта поджидали майор Плетенюк и политрук Маматов.
— Ну что, сержант, как настроение? — спросил политрук.
— Обычное, боевое.
— Мы сегодня проводим в подразделениях собрания. А я слышал, что ты мечтаешь быть коммунистом. Так ли это?
Сержант вначале замялся, а потом ответил:
— Так точно. Хотелось бы пойти в сегодняшний бой коммунистом.
— Ну вот, — улыбнулся Маматов, — я другого ответа от тебя и не ожидал. Пиши заявление, а мы, в свою очередь, подготовим тебе рекомендации.
— Прошу прощения, товарищ политрук, но из нашего экипажа в ряды ВКП(б) хотел бы попасть ещё один танкист.
— Кто же он?
— Рядовой Татарский.
Майор Плетенюк при упоминании этой фамилии поморщился, словно от зубной боли, а Маматов посуровел лицом:
— Вы, сержант Никаноров, за себя расписывайтесь, а не за других. У рядового Татарского, к вашему сведению, очень уж подмоченная репутация. Вы знаете, кем был его отец?
— Нет, не знаю.
— А надо бы знать, сержант. Ну да ладно, пишите заявление о приёме и готовьтесь: будем вас принимать в члены партии.
Когда собрание завершилось, сержант Никаноров — теперь уже коммунист, — преисполненный произведённым на него впечатлением и совершенно новыми, доселе незнакомыми ему чувствами, долго бродил по расположению батальона.
Когда совсем стемнело, он вышел к небольшой рощице. И тут его из задумчивости вывели чьи-то приглушённые голоса — мужской и женский.
— Послушай, зачем ты сопротивляешься, — дышал часто мужчина. — Мы любим друг друга, а завтра я могу погибнуть.
— Не надо… Ну прошу тебя, не надо!..
— Перестань, дурочка… Не отталкивай меня…
— Пусти!.. Слышишь, пусти!.. Я ведь закричу!..
Женщина пыталась вскрикнуть, но, по-видимому, мужчина зажал ей ладонью рот, — так, по крайней мере, подумал сержант, — и в кустах отчаянно забарахтались. И тут Никаноров не выдержал, прыгнул в сторону барахтающихся тел, схватил мужчину за гимнастёрку, рывком приподнял его.
— А ну, гад, прекращай! — зло прошипел он, но тут мужчина локтем пребольно толкнул его в живот; и тогда сержант в бешенстве, со всего размаху ударил его в лицо.
Мужчина упал, а Никаноров нагнулся к женщине, подал ей руку:
— Вставай!
Женщина встала, и тут Иван Никаноров чуть не получил разрыв сердца. Перед ним была Валюха. Валюха Озерова…
— Ты?… Кто тебя пытался?… — и он снова саданул кулаком в лицо поднявшегося мужчину, но тот уже не упал, а отскочив в сторону, судорожно потянулся рукой к кобуре с пистолетом.
И тут сержант узнал мужчину: перед ним с разбитым в кровь лицом стоял политрук Маматов. А Валюха вдруг дико закричала, встав между ними и схватившись за голову руками: