— Но-но! — всерьёз обиделся на последние слова неприветливой хозяйки местный блюститель нового порядка. — Ты, тётка Феклуша, не больно-то распускай свой куримый язык. Запомни — я при исполнении! Могу и психануть — я нервный…
Полежаев, тяжело сопя заложенным насморком носом, молчал, а тётка Феклуша не унималась, ну никак не успокаивалась:
— При каком таком ещё исполнении?
— А при таком!.. Вышел утром пораньше из дома, иду, значит, по хутору, смотрю — следы чьи-то. Свежие. Незнакомые. И к вам, к халупе вашей, ведут. Кто это, думаю, в такую рань к вам так запросто припёрся? — Васечка с любопытством уставился на Настю. — Может, думаю, партизанка какая— то? А?
Тётка Феклуша опять смачно сплюнула юному полицейскому под ноги и гордо, с достоинством отвернулась к печке. Дядька Мирон глуховато рассмеялся, хитро прищурив глаза.
— Что, съел? Не любит она вашего брата-полицейского, — сказал он. — А это, знакомься, племяшка моя, притопала погостить из Берегового. Видишь, какая красавица растёт — артистка да и только: страшно её с немцами оставлять.
Васечка уже открыто залюбовался покрасневшей от смущения девчонкой.
— Кра-си-ва-я! — нараспев, с восхищением протянул ом. — Я бы на такой сразу женился. Ей-Богу! — и тут же пошутил: — Но нельзя жениться, понимаете, — служба. Очень ответственная служба.
Тётка Феклуша резко обернулась от печки, уничтожающим взглядом напрочь испепелила Васечку, но, прикусив губы, в этот раз ничего оскорбительного ему не сказала. Спросил лишь Полежаев:
— Тебе чего, Васечка, собственно говоря, надобно? Ответь на милость…
— Через час, дядька Мирон, сюда, в хутор, приедут немцы.
— Ох ты, господи! — воскликнула тётка Феклуша и бросила испуганный взгляд на Настю. — Не брешешь ли, а?
— Не кричи ты так, тётка! — поморщился Васечка. — Дай до конца сказать. Вот бабьё… Немцы приедут в хутор всего лишь на каких-то полчаса: они старшего полицейского привезут к нам. Все жители хутора обязаны присутствовать при церемонии знакомства с новым… человеком.
— Бог ты мои! Страсти-то какие! — усмехнулся дядька Мирен. — Ну а ты-то кем будешь? Старше приезжающего по должности, ай нет?
Точнее всего — «ай нет». Буду полицейским, но в ЕГО подчинении. Вот так-то! — и юный полицейским невесело как— то подмигнул Насте. — Ну что, комсомолочка, пойдёшь замуж за младшего полицая?
Настя смерила Васечку презрительным взглядом: худющ был юный полицейский хутора Полежаева — меры нет, невысок — от горшка два вершка, и нос его весь веснушками обсыпан, словно калач маковыми зёрнами; и силы в нём, видимо, ровно настолько, чтобы винтовку на плече кое-как держать, а! не то, чтобы целиться из неё.
Не дождавшись ответа, Васечка вышел из хаты, успев, однако, шепнуть дядьке Мирону, чтобы тот не брал с собой Настю на сход хуторян: мало ли что может случиться… И вообще — она не местная.
Немцы — народ аккуратный и пунктуальный до педантичности. В хутор Полежаев (так он называется с незапамятных времён, а всё потому, что здесь жили семьи, носившие, в основном, фамилию — Полежаевы) они прибыли ровно через час. Из крытого грузовика выпрыгнуло несколько солдат, из «оппеля» степенно вышли два офицера в эсэсовской форме и вслед за ними — человек в полушубке, с чёрной повязкой на одном глазу.
Васечка неуклюже засеменил к немецким офицерам, пытаясь что-то им доложить, словно бы военный военным, но в этом своём подобострастии, в этом своём стремлении он был так наивен и так неловок, что старший по возрасту офицер весело рассмеялся и дружески хлопнул его рукой в лайковой перчатке по плечу.
— Ти есть кароший полицейский! — сказал он на ломаном русском языке. — Отвечайт: здесь, в толпе, стоят весь житель этот хутор?
— Так точно, господин офицер! — неловко промямлил Васечка. — Все — от мала до велика, так сказать.
Офицер небрежно оттолкнул его в сторону, обернулся к офицеру помоложе, что-то быстро, словно по-собачьи, пролаял ему на своём языке. Тот что-то тихо ответил ему.
Немногочисленные жители хутора Полежаев с интересом рассматривали приехавших немцев: им не часто удавалось видеть их — не любили немцы мелких хуторов, вросших в землю в таинственной и опасной лесистой местности.
— Мирон, — прошептала тётка Феклуша, — а ить они-то, фрицы, дюже на нас похожи: только что не по-нашему балакают.
— На морду-то схожи, — охотно согласился тот, — я их, гансов этих, в империалистическую насмотрелся. А вот характер у них — ну чисто зверский: попадёшь к ним в зубы, считай…